Угадайте, за кого я вышла? Вон он там, возле сейфа, с шестизарядным за поясом, этот салун — наша общая собственность. Шериф. Но он бросил работу, когда увидел, что в салунах можно зарабатывать намного больше денег, и через десять лет, когда открыли Комстокскую жилу, мы приехали сюда, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что из этих голодных шахтеров после смены можно выжать кучу денег. Но я все спрашиваю себя, почему вышла за него, если так любила Дика и собрала тогда все мужество и убежала с ним, вся в мечтах. Нам пришлось уехать из Калифорнии, которую я так любила, потому что его повсюду разыскивали за убийство — если бы его поймали, то повесили бы, и мы приехали в Неваду, которая тогда еще не была штатом или даже районом. Пока ни одна душа не знала, что находится под этой горой, Невада была просто графством в штате Юта, и мы долго скитались без гроша в кармане, а голод — не тетка. И тогда Дик снова стал Рамерресом, и я испугалась, представив ту жизнь, которая меня ждала: вечно прятаться, убегать и бояться, и я бросила его и приползла обратно в Калифорнию, и Джек простил меня, и я поняла, что он и вправду любит меня, потому что знал, что я никогда не полюблю его так, как Дика, а все равно любил, и я его зауважала, но это же не значит, что я должна выйти за него. Но я вышла. Вначале мы вроде как расписались в Клауди у настоящего мирового судьи, хотя у Джека была жена в Новом Орлеане, но я решила, что пусть уж все будет всерьез, а потом она умерла, так что теперь я — настоящая миссис Рэнс, причем уже давно. Но моя жизнь закончилась в Неваде, пятнадцать лет назад. Иногда я лежу рядом с Джеком и всю ночь не могу сомкнуть глаз. Там, в горах, козлы выбегают на плоские жестяные крыши, как у нас на доме, и я просыпаюсь от стука копыт и начинаю думать, что надо было остаться с Диком, хоть он и вернулся к разбойной жизни. Может, я мало думала о себе. А может, просто не хватило смелости. Дик все время вот эти стихи читал:
— Теперь я часто повторяю их про себя. — Она взяла Марыну за руку и крепко сжала. — Но это неправда.
— Марына! — позвал Рышард.
Взглядом дав ему понять, что не происходит никакой «сцены» и что ее не нужно спасать, Марына представила их друг другу.
— Муж ваш? — спросила Минни. — Я видела, как вы с ним выходили из отеля.
— Мой бандит.
— Вот оно что, — сказала женщина.
— О чем это вы здесь беседуете? — нервно спросил Рышард. — Или, может, вы не хотите посвящать мужчину в свои женские тайны?
— И вы собираетесь совершить ту же ошибку?
— Да, похоже на то.
— Дамы, дамы, — сказал Рышард, встревожившись. — Марына, уже поздно. Ты, наверное, устала. Давай, я отведу тебя в отель.
— А говорит как муж, — сказала Минни.
— Потому, возможно, что это и не ошибка.
— Вам виднее. Вы — красавица. Звезда. Все вас любят. Вы можете делать все, что душе угодно.
— Все? Нет, не все.
Мисс Коллингридж, пахнущая козлом, встала рядом с Рышардом:
— Мадам Марина, вам что-нибудь нужно?
— По-моему, она тоже хочет, чтобы вы вернулись в отель, — сказала Минни.
Этот вопрос Рышард мысленно задавал ей уже несколько дней. Этот вопрос… Наконец, когда они вернулись в отель и занялись любовью, он все же спросил:
— Ты не хочешь, чтобы я остался с тобой, так ведь?
Он уже мысленно слышал ответ Марыны. Но все равно удивился.
— Нет.
— Но ты же любишь меня! — воскликнул он.
— Да, люблю. И ты подарил мне много счастья. Но, как бы сказать, это
— Какая разница! Я слишком счастлив, чтобы писать!
— Разница есть. Сочинительство — твоя жизнь, а театр — моя. Тебе не нужна та жизнь, которую я веду. Сейчас ты не ведаешь об этом, но скоро узнаешь — через полгода, не позже чем через год. Ты не создан быть супругом актрисы. Поверь, это ненадолго.
— Говори за себя, невыносимое создание! — Он стукнул рукой по оконной раме.
— Что я слышу, Рышард? Неужто звенят кристаллы, опадающие с зимней ветки?
— О, Марына!
— Ты спрашиваешь — и у тебя есть на это все права, — действительно ли я люблю тебя. И я хочу сказать — о любимый мой Рышард, — ты знаешь, что я