Не все в жизни идет по плану, это Алек уже начал понимать. Иногда импульсивные решения правильны, иногда — нет. Взять хотя бы его бегство в Бостон. Оно было вовсе не запланировано. Он уехал стремительно — прямо скажем, сбежал — только для того, чтобы развернуться и приехать обратно. Что было правильным шагом? Отъезд или возвращение?
У него разболелась голова. Не с похмелья, нет, — дурацкую идею напиться до беспамятства он отбросил, вернувшись вчера с прогулки в свой номер. Значит, от краски. Хоть на ней и написано, что она не токсична, но его организм, видимо, считает по-другому. А сейчас слишком холодно, чтобы открыть окна.
Итак, Гвин изменила свое мнение о том, чего она хочет от их отношений. Это облегчает его положение. По крайней мере, должно было облегчить, но Алека не оставляло смутное ощущение, что все не так просто и не стоит полностью верить в возвращение Гвин к общепринятым моральным нормам.
Если не считать краткого обсуждения планов малярных работ, они почти не разговаривали, что только укрепляло подозрения Алека насчет того, о чем на самом деле думает Гвин. Та намеренно держалась от него на расстоянии и никогда еще не была так молчалива. Было ясно, что она не знает, как вести себя с ним, что говорить и что делать. И он хорошо понимал ее состояние, потому что сам чувствовал то же самое.
Короче говоря, их отношения стали еще более запутанными. Алек искренне не мог понять странных желаний Гвин. Да, они наверняка испытают удовольствие, но всего лишь на час. А что потом? У подобных отношений нет будущего, и они оба это знают. У Гвин свои цели в жизни. Как бы он к ним ни относился, это ее цели и ее, как она сама заявила неделю назад, жизнь.
И он не собирается мешать ей жить так, как она хочет. А это означало — жить без него. Он готов сделать все, что в его силах, чтобы обеспечить ее счастье. Или почти все. Как старший и более мудрый (он надеялся на это) из них двоих, он должен был остановить ее еще до того, как она обвила руками его шею. И не должен был позволять ей касаться его губ. А теперь не должен…
Что? Позволять своему воображению рисовать то, чего не могло быть?
Старинные часы пробили пять, когда Алек заметил, что Гвин крутит головой и пытается размять шею испачканной в краске рукой. Она красила нижнюю часть стены, верхнюю Алек взял на себя. Он спустился со стремянки, держа в одной руке почти пустое ведро для краски, а в другой — валик. Да, Алек отлично понимал, сколь опасным может быть прикосновение, но видеть, как Гвин страдает, было выше его сил. Поставив ведро на пол и положив валик, он подошел к ней.
Как только его руки опустились ей на плечи, она вздрогнула.
— Что ты делаешь?
Ее выгоревшая рубашка была пропитана запахом ее мыла и ее тела. Опаснейшее сочетание.
— Боже, что с твоими мышцами? Ты что, накрахмалила их?
Он начал разминать ее затекшие плечи и тут же понял, что не чувствует бретелек лифчика. Реакция его тела была мгновенной. О черт!
Гвин повернула к нему лицо, забрызганное белой краской. По крайней мере, она догадалась надеть кепку, чтобы прикрыть волосы — точнее, то, что от них оставила парикмахерша. Алек, не прекращая массаж, повернул ее голову обратно и наклонил вниз.
— Стой смирно. Так лучше?
— Да, гораздо лучше. — Она вдруг хмыкнула и сказала лукавым тоном: — Ты, кажется, говорил, что мы не должны делать этого?
— Чего — этого? — спросил он, убирая руки.
Обернувшись, Гвин взяла его руку и снова положила на свое плечо.
— Прикасаться друг к другу.
Алек возобновил массаж, вдыхая запах ее тела, смешанный с запахом краски.
— Это совсем другое, — заверил он ее и себя. — Это массаж. Лечебная процедура.
— Что это здесь происходит?
Услышав голос Поппи, они отпрыгнули друг от друга, как два подростка, которых застали целующимися на крыльце. Но, насколько Алек мог судить, старик не обратил на них никакого внимания: его удивленный вопрос относился исключительно к свежевыкрашенным стенам.
Еще не раздевшись, он стоял, опираясь на костыли, в коридоре между вестибюлем и кухней и смотрел раскрыв рот на преобразившуюся комнату. Его щеки по-прежнему были впалыми, волосы — растрепанными (от ветра, разумеется), но в целом за последнюю неделю старый Ангус стал выглядеть гораздо лучше. Он даже время от времени улыбался.
Вращая плечами, Гвин подошла к деду.
— Что скажешь, Поппи?
Обведя глазами вестибюль, старик одобрительно кивнул. Две стены были полностью готовы, третья окрашена наполовину.
— Воняет довольно противно, но выглядит очень неплохо, — сказал он. Потом с усмешкой посмотрел на Алека. — А тебе что здесь понадобилось? Я думал, ты в Бостоне, отдыхаешь от всего этого.
— Люди обычно приезжают отдыхать сюда. Так что я быстро понял, что поехал не в том направлении.
Проницательные голубые глаза посмотрели сначала на одного, потом на другую. Старик осторожно повернулся на костылях и двинулся по коридору.
— Я тоже так думаю, — донесся до них его приглушенный голос.