Лави тяжело вздохнула.
— Ты всегда такая упрямая? — спросила она, помогая Сэму натянуть еще не высохший комбинезон.
— А ты? — парировала Гвин.
Лави застегнула на ребенке комбинезон и надела шапку на его коротко стриженную головку.
— Ответ принят, — сказала она, потом улыбнулась уголками рта. — Но я старше и у меня больше опыта.
Что совсем не обрадовало Гвин: значит, это не последний «наезд» подруги на нее.
ГЛАВА 10
— Да что с вами сегодня, старый вы брюзга? — Мэгги уперла кулаки в бока, едва удерживаясь от того, чтобы не опустить их на его упрямую голову. — Это всего лишь тренажер.
Ангус направил пульт на телевизор, прибавляя звук.
— Я его не люблю, — сказал он, перекрикивая какую-то автомобильную рекламу.
— Никто и не говорит, что его надо любить, Ангус. Им надо пользоваться.
Он несколько секунд не мигая смотрел на Мэгги.
— Нет.
Этот спор повторялся уже в десятый раз. Но сейчас Мэгги едва не расплакалась. Ангусу сняли гипс, а он без всяких причин отказался от «услуг» тренажера для ходьбы. Еще хуже было то, что он снова впал в дурное настроение. Что-то угнетало его, и тренажер, которым ему велели пользоваться в течение нескольких недель, был тут ни при чем. Но понять, в чем действительно дело, Мэгги не могла. Экономка чувствовала себя бессильной, а она не привыкла к такому положению. И ей это совсем не нравилось.
— Если вы не станете выполнять то, что велел врач, ничего хорошего не будет. Себе же делаете хуже…
Но Ангус не слушал ее, устремив взгляд в телевизор. Какой-то старый детектив ему важнее собственной ноги! Мэгги была готова выбежать во двор и разбить на части эту чертову спутниковую тарелку.
А если попробовать сменить тему?
— Дети собираются завтра привезти елку, поэтому, пожалуй, надо начать украшать вестибюль. Я сегодня случайно встретилась на рынке с Ноем Симпкинсом. У него осталось много сосновых веток после обрезки деревьев. Он сказал, что мы можем взять их для гирлянд. Правда, будет здорово?
— Не сомневаюсь, Мэгги, — все, что вы сделаете, будет хорошо, — последовал вялый ответ. — Но мне как-то все равно.
Его слова подействовали на Мэгги как пощечина. Рождество всегда было в гостинице особым событием, и, хотя подготовкой к празднику занимались, главным образом, женщины, Ангус всегда проявлял интерес. Мэгги была уверена, что на этот раз, учитывая, что здесь Гвин, он выкажет еще больше энтузиазма. Но, видимо, она ошиблась.
— Все понятно. Я напрасно теряю здесь время, — сказала она. — Вам ничем не угодишь.
В другое время Ангус бы не оставил ее слова без ответа. Но не сегодня. Он сидел в полном молчании, в полутьме, не желая даже повернуться и включить торшер рядом с креслом. Над его трубкой поднимался сизый дымок — единственное движение, отдаленно связанное с застывшей фигурой сидящего человека.
Ладно. Если он решил замкнуться в себе, она не сможет ничего с этим поделать. Черт с ним! Жаркие слезы обожгли глаза Мэгги. Она резко повернулась и вышла из комнаты. Пусть он не хочет разговаривать с ней, пусть ему нет до нее дела, но она не позволит Ангусу Робертсу испортить ей Рождество!
Уж лучше бы Мэгги накричала на него. Ангус сидел, уставившись в телевизор, не имея понятия о том, что происходит на экране. Краем глаза он заметил алюминиевый блеск тренажера. Ему сразу стало нехорошо.
Дожил. Ему восемьдесят один год, и он не может пройти по комнате на своих двоих. Одно дело, когда он был в гипсе, это понятно. Но теперь гипс сняли, и вот, пожалуйста: он не способен перемещаться без этого хитроумного приспособления.
Ангус стукнул кулаком по подлокотнику. Удар отозвался в груди. Как-то незаметно для себя он стал стариком. Дряхлым и немощным, беспомощным и бесполезным стариком, за которого на рынке не дадут и двух баксов. Какие чувства он способен внушить Мэгги, кроме, быть может, жалости?
Он вполголоса выругался и взъерошил рукой волосы. Черт, какие у него были планы! Если бы она, конечно, приняла его предложение. Можно было бы после продажи гостиницы отправиться в путешествие. Может быть, даже в Европу, посмотреть все эти музеи, о которых столько говорят. Мэгги как-то упоминала о таком своем желании. А еще он хотел погулять с ней вокруг озера летом, хотел поехать в город и походить по магазинам, как он, бывало, ходил с Эйлин.
Эйлин не любила путешествовать. Говорила, что все, что ей нужно, у нее есть здесь, во дворе. И пока она была жива, ему тоже не было нужно ничего другого.
Но Мэгги не Эйлин, совсем нет. Его чувства к Мэгги совсем не те, что он испытывал к покойной жене. Сейчас все по-другому. Он не мог выразить это словами, но понимал, что здесь не годятся такие понятия, как лучше или хуже, больше или меньше. Просто по-другому. И он отлично знал, что сейчас, на старости лет, не может предложить Мэгги того, что предложил Эйлин будучи молодым человеком.
Его лицо помрачнело. Тогда он, по крайней мере, был здоров и полон сил. Не нуждался в уходе. И не вызывал жалости. Так что он может предложить Мэгги?