В августе 1941-го

Паническое бегство немцев и их агентуры из Ирана получило достойное освещение в советской прессе. «Безработные шпионы» — так был назван репортаж из Ирана, переданный Ф. Козыревым. Советский корреспондент не пожалел красок при описании блицкрига: «В первый же день вступления советских войск в Иран значительная часть „коммерсантов“, „туристов“, „монтеров“ и прочих фашистских специалистов в панике понеслась с окраин в центр, надеясь хотя бы там избежать возмездия. Удирали одновременно, о чем свидетельствуют даже календари, оставленные фашистскими агентами на своих квартирах. В Тебризе, например, во всех квартирах сбежавших немецких резидентов календарь так и застыл на дате 25 августа 1941 г.: после 25 августа уже некому было переворачивать календарные листки. Немецкие „коммерсанты“ бежали из Тебриза, из Миане, из Хоя, из Пехлеви, бросая в пути даже собственные средства передвижения. Не желая оставлять свои машины, фашисты прокалывали шины, снимали колеса, карбюраторы, на тысячи кусков разбивали в кузовах приборы и стекла. В квартирах тоже уничтожали все, что попадалось под руку: ломали карандаши и ручки… разбивали электрические лампочки»[376].

В самой Германии также не ожидали такого поворота событий. Между тем сведения о том, что союзники готовят операцию против Ирана, поступали в Берлин задолго до ее начала. Причем эта информация исходила не только от агентов абвера и СД, но даже из официальных каналов. Еще 30 июня 1941 г. корреспондент газеты «Франкфуртер Цайтунг» сообщал из Стамбула, что в Иране «действительной целью британской дипломатии является восстановление сухопутной связи с советской армией», а 3 июля агентство ДНБ передавало, что «хорошо информированные круги считают неизбежным занятие англичанами иранского нефтяного центра Абадан»[377].

Можно предположить, что Берлин, опираясь на эти сообщения, допускал возможность оккупации Ирана английскими войсками, но никак не ожидал ввода в страну советских войск. Поэтому участие Красной Армии в августовских событиях стало полной неожиданностью для Гитлера. Шеф 6-го управления РСХА В. Шелленберг писал по этому поводу: «Немецкое руководство не могло понять, как русские смогли при столь напряженной обстановке на своем Западном фронте в августе 1941 г. высвободить силы, чтобы совместно с англичанами оккупировать Иран»[378].

Более того, получив известие о вступлении войск союзников в Иран, в Берлине поначалу наивно верили, что иранская армия окажет достойное сопротивление противнику. Узнав о начале операции, Гитлер с вожделением ожидал кровопролитных сражений. Засады, перестрелки на горных серпантинах, массовые акты самопожертвования, когда иранские солдаты бросаются под легкие советские танки, а самолеты со звездами горят на дне глубоких ущелий, мерещились германскому вождю. Он искренне верил в то, что СССР и Англия хотя бы на месяц увязнут в Иране, а это непременно отразится на положении на других фронтах. Однако этим надеждам не суждено было сбыться. Каково же было разочарование фюрера, когда он узнал о том, солдаты иранской армии разбегались при первой же встрече с советскими войсками.

Глава 16 «Освобождение» продолжается

Реакция иранцев на акцию, предпринятую Англией и СССР 25 августа, была неоднозначной. Некоторые из них так опасались грабежей и погромов, что прятали в своих подвалах все ценные вещи, вплоть до столов и стульев. Находились и те, кто принялся срочно изучать русские слова, особенно те, которые «любит товарищ Сталин». «Если кому дорога своя жизнь, то советского вождя надо будет называть не иначе как отцом всех народов или ясным солнышком, а иначе большевики всех поставят к стенке» — такие слухи один нелепей другого разносились по Ирану.

«Вполне уместно вспомнить, каковы были мнения людей в шахриваре 1320 г. до прихода русских войск. Люди испытывали сильный страх и думали, что, когда придут русские, начнутся убийства, насилия и разбой. Эти мысли распространяло среди населения старое правительство и специальные учреждения», — писалось впоследствии на страницах «Сетаре»[379].