В августе жену знать не желаю

И, увидев, что молодой человек поспешно захлопнул какую-то книгу, он вырвал ее у него из рук, бросил взгляд на заглавие, схватил сына за ухо и потащил его в номер. Здесь он закрыл дверь на ключ и стал пинать его ногами, повторяя при каждом самом увесистом пинке:

— Я тебя научу содержать женщин!

И правду сказать, нет ничего хорошего в том, что молодой человек день и ночь изучает секреты науки содержать женщин.

На Джанни Джанни не было лица. Он, можно сказать, еще как следует не закусил, а обед — с позволения выразиться — уже подходил к концу, поскольку Арокле обходил гостей с шоколадными конфетами на подносе.

— Хоть этих наемся, — подумал долгожитель, приготавливаясь зачерпнуть большую пригоршню.

Но глухая старуха смахнула все содержимое подноса в свою тарелку, приговаривая утробным басом:

— Мне надо выкупить еще одного негритенка.

Джанни Джанни встал. Взял шляпу, ни с кем не прощаясь. У дверей сказал про себя:

— Я неплохо пообедал: кастаньеты, ключи, негритенок на выкуп.

Он поднял воротник пиджака и вышел, насвистывая.

— Мама, — закричал синьор Павони, — так ты отнимешь у всех черных богачей их маленьких рабов. Из-за тебя в Африке случится нехватка прислуги.

— По правде сказать, — воскликнула старуха утробным басом, — эти маленькие несмышленыши не заслуживают моих стараний. Я не получила ни строчки благодарности за предыдущую посылку, которая мне стоила трудов всей моей жизни!

Несмотря на это, добрая дама тут же принялась за, дело, энергично разжевывая конфеты. Но она добралась лишь до второй, когда вошел Арокле, явно взволнованный, и сказал ей:

— Там вас спрашивает какой-то господин.

— Меня? — переспросила дама, когда поняла, в чем дело.

Ее не спрашивали уже больше двадцати лет.

— И кто это? — прибавила она с удивлением.

— Какой-то негр.

Все обменялись изумленными взглядами.

— Негр?

— Негр, негр, что тут удивительного? — сказал Арокле. — Вы никогда не видели негра?

— А ты уверен, что это негр? — спросил Ланцилло. — На каком языке он говорит?

— Согласитесь, уж негра-то я отличу?

— Он хоть сказал тебе, как его зовут?

— Мбумба.

Мбумба… Мбумба… имя перешло по цепочке, но никому не было известно.

— Никогда о таком не слышал, — воскликнул Павони. И, обратившись к Арокле, распорядился: — Ну тогда пусть войдет.

Несколько секунд спустя в сад вошел гигантского роста мавр и, поклонившись сотрапезникам, с протянутыми руками пошел к глухой старухе — которая, скажем попутно, была объята неописуемым ужасом. При этом негр рек:

— Позвольте поблагодарить вас, синьора, за безграничную любезность, которую вы проявили, столь щедро…

XVIII

Когда, сорок лет назад, сострадательная синьора Павони приступила к своему человеколюбивому делу, известив об этом, как и положено, Комитет по координированию важной и деликатной деятельности по Освобождению Негритят при Помощи Станиолевых Оберток от Шоколадных Конфет, последний, согласно сложившейся практике, поторопился предназначить ее будущую посылку в пользу одного из стольких негритят, которые в дебрях дикой Африки ждут своего освобождения благодаря доброму сердцу наших дам (пусть знают об этом те легкомысленные из них, которые, попивая чай, бездумно выбрасывают станиолевые обертки от шоколадных конфет). Выбор Комитета пал на маленького Мбумбу, премиленького мавритенка, бойкого и непоседливого, который, с тех пор, как узнал об этом деле, пребывал в радостном нетерпении ввиду предстоящего освобождения. Каждый день при раздаче почты он спрашивал:

— Пришла посылка? — с волнением ожидая пакет, который должен был открыть новую эпоху в его жизни. Его маленькие товарищи по рабству сгорали от зависти, зная, что час его освобождения близок, а он между тем, чтобы не терять времени даром, занялся изучением итальянского языка.

И вот, случилось так, о чем уже шла речь, что синьора Павони пожелала в одиночку завершить свое благое дело, но, несмотря на все усилия, сбор оберток шел не так быстро, как того хотелось бы, особенно маленькому негритенку. Так проходили годы в сердце Африки, а объявленная посылка все не поступала. Маленькие товарищи по рабству Мбумбы злорадно хихикали, когда видели каждый день, как он медленными шагами возвращается с почты: снова ничего. А тем временем другие негритята, которым были впоследствии назначены посылки со станиолевыми обертками от других добросердечных дам, один за другим освобождались, и в конце концов Мбумба остался единственным негритенком, томящимся в рабстве. Но в ожидании освободительного пакета он рос на глазах, и уже совсем потерял надежду получить посылку, как вдруг однажды утром прибыл курьер, размахивая каким-то листком и крича издалека:

— Пляши, кум Мбумба, пришла посылка!