В августе жену знать не желаю

* * *

Ланцилло окончил свой рассказ. Синьоры и синьорины вышли одна за другой, слегка помахав рукой на прощание, а постояльцы вернулись в свои номера.

– Красивая история, – сказал Уититтерли Ланцилло перед уходом. – По-настоящему красивая. Хотите, я положу ее на музыку?

– Да вы же нот не знаете! – воскликнул знаменитый донжуан.

– Это правда, – сказал тот, – я не музыкант, но зато я хороший человек, и если только вы попросите, я положу вам на музыку все, что ни пожелаете.

– Спасибо, – сказал Ланцилло, – но сейчас мне не до того.

– Имейте в виду, все же…

– Будьте уверены. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, дорогой мой.

Добрейший Уититтерли ускользнул, очень собой довольный.

Арокле ходил по залу, ставя на место стулья и гася огни. Перед тем, как уйти, он подошел к Ланцилло, погруженному в тягостные воспоминания.

– Синьор Ланцилло, – сказал он, – разрешите сказать вам одно слово.

– Говорите, дорогой мой.

– Я слышал, что вы хотели изменить имя. Почему бы вам не взять мое? Я его вам охотно уступлю.

Знаменитый донжуан нахмурился.

– Это можно попробовать, – сказал он. – Как вас зовут?

Арокле, застыдившись, опустил голову.

– Арокле, – ответил он.

– Тьфу! – воскликнул Ланцилло с отвращением, заткнув себе уши и пускаясь наутек.

Бедный Арокле стоял как оплеванный. Он погасил огни, закрыл дверь и тоже отправился спать.

Ланцилло поднялся к себе в номер, несколько мгновений постоял у окна, выходившего на море, затем пробормотал:

– Море, море, верни мне мои ключи!

(После чего улегся с комическими ужимками).

* * *

Катерина подошла к окну и несколько раз вздохнула, с каждым разом – все громче. Из сада донесся голос:

– Прекрасная девица, почему ты вздыхаешь, выглядывая в окно?

– Я не вздыхала, синьор, – и т. д. и т. п.

VII

Гостиница пробудилась ото сна самым странным образом. Еще не рассвело – было от силы часа три, – но со всех сторон стали раздаваться продолжительные, настойчивые звонки, двери распахивались и захлопывались, слышались протесты и брань по адресу Арокле и синьора Афрагола.

Последний, закрывшись на ключ в своей комнатке, спрашивал, вытаращив глаза в темноте:

– Что еще могло случиться? Они не оставляют меня в покое и ночью!

И кусал простыню, отгоняя тревогу.

Тем временем со всех этажей неслись крики:

– Арокле! Арокле!

Арокле, красный как рак, накрыл голову подушкой, чтобы не слышать проклятого имени. И стонал:

– Сейчас все его услышат!

Многие постояльцы, разбуженные этим шумом, спрашивали себя в темноте:

– Что происходит?

Мысль о пожаре мелькала в трусливых умах. Зажигали свет, напрягали слух: потом, немного успокоившись, выкуривали сигарету.

Через несколько минут открывали тумбочку и тогда сами начинали звонить в колокольчик изо всех сил и кричать:

– Арокле! Арокле!

«Какая кошмарная ночь!» – думал слуга, затыкая уши.

Чтобы понять, в чем дело, пришлось ждать утра. А дело было в том, что произошло невероятное событие: среди ночи в гостиницу забрался вор, специалист по гостиницам, который уже давно безобразничал по всей стране, промышляя особым видом краж; он забирался ночью в номера, где при помощи циркулярной пилы и отмычек взламывал тумбочки и забирал оттуда один известный предмет. Одетый в характерную черную майку, вор часами выстаивал, притаившись, в углах коридоров или за дверью, затаив дыхание, держа в руках задрапированный фонарь. Кое-кто утверждал, что неоднократно видел его, когда он, совершив кражу, удалялся на цыпочках по коридору, едва касаясь красных фетровых дорожек, держа фонарь в одной руке, а необычную добычу в другой.

Там, где он бывал, утром обнаруживали взломанные тумбочки. И если в какой-нибудь гостинице находили эту особую неисправность, можно было смело сказать: приходил Myst'erieux[4] (так называл себя опасный субъект). Он, очистив все крупные гостиницы в округе, принялся за семейные пансионаты и как раз той ночью забрался в «Бдительный дозор».

В пансионате, разумеется, только об этом и говорили.

– Я, – сказал Суарес, – заметил кражу ровно в четыре утра.

А Андреа, которому всегда очень хотелось встревать в разговоры взрослых, сказал:

– Я в половине шестого встал, потому что хотел…

– Да помолчи ты! – сказал ему Джедеоне. – Иди к себе в комнату и смотри не высовывайся.

Андреа побежал наверх и, закрывшись на засов, стал жадно читать «Как содержать женщин».

* * *

Но вереница догадок и выводов, делавшихся отдыхающими, была остановлена новым событием, не менее серьезным, чем кража.

Внезапно на улице послышался шум народного волнения, который рос по мере приближения.

– Матросы! – сказал Арокле, поспешно запирая вход. – Они идут! Они хотят все разгромить!

Это была правда. Перед гостиницей шумели матросы «Эстеллы», которые с криком

– Хотим ключи! – пытались вышибить дверь при помощи с трудом принесенного тарана.

На этот раз бравым ребятам помогал многочисленный отряд женщин, которые, как это всегда бывает, проявляли наибольшее остервенение.

– Отдайте ключи этим несчастным! – кричали растрепанные дамы, размахивая заколками для волос и садовыми ножами. – Вы же обещали!

– Это капитан виноват.

– Смерть!

– На фонарный столб его!

– Открывайте!