Читаем В Августовских лесах полностью

- Что у них дальше-то было? Вы ведь оттуда, Зиновий Владимирович, вы все должны знать.

- Всего никто не знает, милая Клавдия Федоровна. Я ведь кривить душой не умею и утешать тоже. Им пришлось трудно. Приняли на себя лобовой удар крупных сил. Они до конца выполнили свой долг. Честь им и слава!

Машину подбрасывало на ухабах. Раненые внимательно прислушивались к словам подполковника и смотрели в голубое безоблачное небо, где со свистом пролетали чужие, вражеские самолеты. Машина шла по магистрали, окутанной клубами дыма и вспышками взвивающегося пламени. Гулко и часто громыхали орудия.

Шел первый день Великой Отечественной войны.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

На заставе продолжался яростный бой. Утреннее солнце круглым раскаленным шаром повисло на востоке, и сквозь дым казалось, будто оно замерло на месте, чтобы освещать пограничников, их закопченное оружие, марлевые на головах повязки, окрашенные кровью.

Это было в то воскресное утро, в то время, когда москвичи поднимались с постелей; одни из них, вскинув на плечи полотенце, шли умываться, другие укладывали в рюкзаки и чемоданы свертки, наскоро просматривали свежие газеты и журналы, торопились на дачу.

Они назвали бы сумасшедшим того, кто сказал бы в то солнечное утро, что ровно через сто дней в подмосковном лесу, где они собирались провести свой выходной день, загрохочут тяжелые пушки, тысячами стволов разорвет тишину пулеметная дробь и повалятся истерзанные снарядами и бомбами вековые деревья.

Трудно было во все это поверить до того часа, пока радио не сообщило народу о нападении гитлеровской армии на мирную Советскую страну...

Шарипов стоит в глубокой траншее. В левой руке у него бинокль, правая - обмотана бинтами. Она висит рядом с разорванным рукавом гимнастерки, из марлевой повязки видны концы распухших посиневших пальцев. Рядом с политруком стоит его заместитель Стебайлов. У него на голове вместо пограничной фуражки белой чалмой намотан бинт. Не обращая внимания на разрывы мин и снарядов, он докладывает политруку, что фашисты готовятся к повторной атаке. По-прежнему у ручного пулемета стоит сержант Башарин, зорко следит за каждым движением врага и, когда нужно, хлестко бьет короткими очередями.

Пригнувшись под тяжестью ящика, по траншее идет Юдичев. За ним прихрамывает Сорока. Под мышками у него две цинковые коробки с патронами.

- Разрешите доложить, товарищ политрук? Принесли последние патроны, говорит Юдичев, сбрасывая с плеч ящик.

- Остальные отдали в первую траншею, - тяжело стукнув о землю цинковой коробкой, докладывает Сорока. - Остались только бронебойные и трассирующие. Разрешите вскрыть?

- Да, да. Вскройте. Зарядите все диски, набейте подсумки. Будем бить бронебойными. Зря не стреляйте, берегите патроны. Скоро придут войска - и все у нас будет. Выдержать надо, выдержать! Так, товарищ Юдичев?

- Комсомольская застава, товарищ политрук, да чтобы не выдержала! Вон сколько мы их положили!

Юдичев снимает с патронного ящика крышку и разрывает бумажную обертку. Вместе с пачками патронов в руках у него картонка упаковочного ярлыка. Юдичев медленно читает вслух: "Завод номер двести шестьдесят пять, упаковочный ярлык номер тысяча девятьсот двадцать один". Улыбнувшись, он присаживается на корточки. Сдвинув на затылок запыленную фуражку, показывая Сороке ярлык, говорит:

- Игнат, посмотри... Вот штука, понимаешь: ярлык номер тысяча девятьсот двадцать первый!

- Ну и что же из этого? - удивляется Сорока.

- Как что? Какого я года рождения? Тысяча девятьсот двадцать первого, а тут у упаковщицы тоже такая цифра, вот случай, а!

- Это верно... Ты спрячь ярлычок-то. На досуге письмо напиши и поблагодари за упаковку. Заведешь переписочку - то да се, глядишь, война кончится, женишься...

- Да я женатый...

Звуки его голоса заглушает трескучий разрыв мины. Над траншеей повизгивают осколки, шуршит и, словно живая, шевелится осыпающаяся по краям земля.

- Вот они, товарищ политрук, смотрите! - приседая, шепчет Стебайлов. - К берегу канала спрыгивают. Что-то замыслили...

Стебайлов только что вернулся из вылазки и видел, как фашисты, пробираясь берегом канала, накапливались за густыми кустами черемухи под обрывом.

Шарипову было ясно, что фашисты хотят приблизиться на короткое расстояние и, навалившись подавляющей силой на правый фланг, ворваться на заставу с северо-запада. Людей у Шарипова осталось мало. У лейтенанта Усова тоже немного. Он все время отбивает атаки с юго-западной стороны, где на поле перед траншеей виднеются трупы в темно-зеленых мундирах. Высота, по которой проходит первая траншея, господствует над всей окрестностью. С тыла траншею прикрывают два железобетонных дота. Там идет беспрерывная артиллерийская пальба. К югу от заставы немцы ввели в бой большое количество танков.

Есть приказ командования удержать заставу любыми средствами. Она контролирует большую площадь и не дает развернуться немецкой пехоте, так как справа от заставы Августовский канал, слева - позиция артиллерии.

- Стебайлов, раскройте еще ящик гранат. Мы их сейчас атакуем первыми. Забросаем овраг гранатами.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное