В барханах песочных часов. Экстремальный роман

- Обижаешь, начальник, конечно есть. Галей меня зовут. Образование средне-техническое, от роду двадцать лет. Не замужем…

- Ну хватит мне лапшу на уши вешать, собирайся и поехали. Если все подтвердится, вернешься назад, да еще в конторе будешь зарплату получать, а если нет… - Туркин не стал говорить, что будет с ней в противном случае, но всем своим видом дал понять, что ничего хорошего.

- Начальник, пожалей, - вдруг взмолилась она, - я чистая, ей-богу чистая, тебе за меня ничего не будет, клянусь жизнью…

- Все, разговор окончен, - отрезал Туркин и пошел отвязывать коня. - Если чистая, назад привезу, не беспокойся, - бросил он через плечо.

Галя всхлипнула, зашла в срубленную наспех теплушку, и через минуту появилась снова с потертым дипломатом в руках.

- Давай руку, - свесился Туркин с седла.

Галя подала руку и мгновенно очутилась за спиной Федора на крупе лошади.

Смирная артельная коняжка Орлик не спеша повезла их по старому волоку, по которому зеки возили лес на нижний склад еще в сталинские времена.

Лето только начиналось. Влажный и теплый, настоенный на несметном количестве цветущих растений дух тайги обволакивал пряно и жарко, проникал, казалось, через поры в саму кровь, и голова шла кругом от этого медового света, сочащегося сквозь лапки деревьев. И смола на пихтах заваривалась словно мед. Галя прижалась к спине Туркина, и он почувствовал ее упругие груди и горячее порывистое дыхание. Мелькнула мысль ссадить ее с лошади, но это уже было не в его силах. Он боялся шевельнуться. Он весь без остатка превратился в жаркую плоть, жаждущую, чтобы это чудесное наваждение длилось и длилось… Даже пофыркивание Орлика и острый конский запах, перемешанный со всеми остальными, возбуждал и пьянил его больше выпитого спирта. Он прикрыл глаза и плыл по этому блаженству, все более и более откидываясь назад, поддаваясь притяжению спелого женского тела, которое он остро ощущал даже сквозь грубую ткань одежды…

- Ах, - простонала Галя и стала медленно сползать с лошади, увлекая Федора за собой. Он, уже ничего не соображая, попытался, неловко весьма, поддержать ее, но вышло наоборот: она поддержала Туркина, и они плавно завалились на теплый мох, мягкий и пружинистый, словно паралоновый коврик.

Жгучий и блаженный океан беззвучных звуков, рвущихся из глубины подсознания, обжег и оглушил его! Мгновенное многоцветье резких вспышек закружило его душу, задохнувшуюся от восторга, словно он попал в самый эпицентр грозового пространства….

Туркин то плакал, то стонал, то осыпал Галю поцелуями. Он жевал ее волосы, как жеребец пахучее сено, он терзал ее пухлые губы. Ему чудилось, что он весь вдруг размяк и растаял как воск, и весь без остатка втек в этот жаркий космос женской плоти.

Через несколько минут он вновь набросился на нее, яростный и ошалевший. Она была его первой женщиной, и он боялся хоть на мгновение остаться вне ее. Он опять и опять воспламенялся и ласкал Галю с восторгом голодного странника. Для него ничего больше в мире не существовало, и он ни о чем не жалел…

Очнулся он от громкого фырканья Орлика. Открыв глаза, увидел склоненную над собой горбоносую лошадиную морду. Конь с любопытством оглядывал хозяина и, словно недоумевая, поматывал мордой в разные стороны. Туркин сел и огляделся. Гали рядом не было. На мху лежала аккуратно свернутая вчетверо газета с женской фотографией крупным планом. У Федора аж сердце екнуло, когда с газеты на него глянули спокойные, с затаенной усмешкой, глаза его Гали и эти пухлые ласковые ее губы чуть выпятились, словно она боялась расхохотаться… Он жадно прочитал текст под фото, из которого следовало, что Галина Иванцова, бригадир штукатуров-маляров, внесла вместе с бригадой большой вклад в досрочную сдачу детсада и школы на селе. Туркин несколько раз прочел эти строки под фотографией, еще раз полюбовался на Галино лицо, и подумал: «вот тебе и Махорка, ну и дела!» Успокоившись после своего «приключения», он принялся размышлять: «Так, газета «Сельский строитель» Омскцелинстроя. Стало быть, из Омска пожаловала… Но почему документов нет?» - вновь спохватился он, и тут же махнул рукой. Он поднялся, привел себя в порядок. Пистолет и золото были на месте. Аккуратно убрав газету, Федор запрокинул голову и несколько минут смотрел на белесое, словно выцветшее небо, в котором медленно кружил, раскинув крылья, беркут. Вздохнув, Туркин вскочил на Орлика и не спеша поехал в поселок. Всю дорогу он удивлялся: «Надо же, никто не знает, где повстречает первую женщину. А мне так и вообще без паспорта девка досталась, под кустом…»

Он изо всех сил старался убедить себя, что произошло пустяковое дело, и неплохо бы побыстрее помыться в бане - на всякий случай.

«Пусть работает в артели», решил Туркин, «видно, что хвостов за ней нет, иначе газету бы не показала».