В барханах песочных часов. Экстремальный роман

Толпа недовольно загудела, младенцы истошно заголосили.

- Саламандра, сейчас твоего папашу будут бить, беги звони в ментовку пока не поздно, - шепнула Янка, - поверь моему чутью.

Леночка взглянула на побледневшего и как-то сразу осунувшегося отца и поняла, что подруга недалека от истины. Она бочком выскользнула из толпы, примостилась на лавочку рядом с пенсионерками и, вытащив электронную малютку, набрала номер районной милиции.

- Вот видишь, как ты ошиблась, - сказала пенсионерка своей соседке по скамейке, - это раньше мужиков за славу любили, а теперь им деньги да квартиры дорожей, другие девки пошли, продажные.

Дежурный милиционер, выслушав Леночку, раздраженно бросил:

- Что вы нам голову морочите! Кормящие матери-одиночки представляют опасность для мужика?! Не мешайте работать, девушка.

На детской площадке тем временем страсти накалялись:

- Товарищи дамы, успокойтесь, пожалуйста, так мы ничего не решим! - Потерянно взывал Трошин к разбушевавшимся женщинам.

Но было поздно. Со всех сторон его хватали за пиджак. Трясли, как грушу, и требовали немедленной выдачи стипендий. Леночка тщетно пыталась пробиться к отцу. Вдруг рядом хлестанул выстрел. Толпа мгновенно отхлынула назад, все оглянулись на звук. Впереди, потрясая над головой револьвером, стояла бледная, с широко распахнутыми глазами, Ирина Николаевна.

- Прочь от моего мужа! - истерично закричала она, и еще один хлесткий выстрел стеганул по ушам. - Всех перестреляю! - взвизгнув, направила револьвер на толпу.

Матери-одиночки, оправившись от шока, бросились в рассыпную, сгибаясь над своими младенцами, словно защищая их от града пуль.

Через несколько мгновений на детской площадке стояли только Трошины, Янка с Пончиком и одна курносенькая и глазастенькая девчушка с ребеночком в руках.

- Можете в меня стрелять, я ничего не боюсь, мне терять нечего, - сказала она с вызовом.

- Я вот сейчас ремень сниму, тогда тебе будет что терять, соплячка этакая! - заорал на нее Трошин. - Чей ребенок?

- Ребенок мой, нам некуда идти. Родители меня выгнали из дому, когда я забеременела, - спокойно продолжала девчонка.

- Ну, блин, подарочек, - удивилась Янка, - ты в каком классе учишься, мамаша?

- В девятом, но я уже не учусь… если возьмете, могу уборщицей работать в вашем фонде. Я умею мыть полы и убирать квартиру, и готовить могу. Возьмите меня в свой фонд. У вас же, наверно, еще нет уборщицы?!

Трошин в сердцах махнул на нее рукой, быстро подошел к жене и нервно спросил:

- Где ты взяла револьвер, Ира?

- Да он у тебя на столе лежал, Саша. Ты же Кирному вчера показывал, забыл? Пригодился пугач, молодец, - нежно погладила она ствол.

В это время к детской площадке подошел, прихрамывая, ветеран трудового фронта Великой Отечественной войны дядя Петя по кличке Берлин. В руке у него позвякивала сетка, набитая пустыми бутылками.

Берлином его прозвали за то, что он когда «поддатый», всегда орет, что «самолично Берлин брал». Никто с ним не спорил, хотя все знали, что в ту пору военную дядя Петя еще сопливым пацаном был. Но легенда устраивала, верно потому, что настоящих ветеранов почти не осталось, а общество, видно, не слишком комфортно себя ощущает, если в нем нет людей, которые что-то когда-то брали.

- Совсем обнаглел народ, - укоризненно покачал головой дядя Петя, - среди бела дня из нагана баба палит. Сталина на вас нету, демократы окаянные.

- Не сердись, дядя Петя, это же игрушка, - весело ответила ему Ирина Николаевна и, наставив револьвер на сетку с пустыми бутылками, нажала спусковой крючок. Звук выстрела смешался со звоном битого стекла. Осколки веером брызнули на землю. Ирина Николаевна вскрикнула и выронила револьвер. Дядя Петя удивленно поднес к носу пустую сетку с одной бутылкой без горлышка и в сердцах выдохнул:

- Твою мать! Разрывная… Ведьма рыжая! Сталина на вас нету… Что хотят, то и творят.

Он отшвырнул сетку в сторону, плюнул и медленно поковылял обратно к подъезду.

Трошин быстро пошарил по карманам, вытащил смятую пятитысячную купюру, сунул ее Леночке:

- Догони и отдай ему…

Она остановила ветерана за рукав, сказала:

- Извините нас, пожалуйста, дядя Петя, нечаянно получилось. Вот, папа передал вам. Здесь в сто раз больше, чем эти бутылки стоят.

Ветеран Петя взял купюру, повертел ее в руке и гордо произнес:

- Передай своему папе, чтобы он заткнул эти деньги себе в жопу! Я Берлин брал! Меня не купишь!

С этими словами он сунул деньги в свой карман и быстро заковылял по направлению к гастроному.

- Бо-оль-шой оригинал! - сказал Трошин.

- Зовут-то тебя как? - спросил он затем у девчушки с младенцем.

- Меня Лиза, а его Юрик, как Гагарина, - улыбнулась Лиза, почувствовав в голосе Трошина некоторое участие.

- Ну что ж, бедная Лиза, не бросать же тебя на улице. Пойдем с нами. Подумаем, что с тобой делать.

Вся компания двинулась к подъезду. Никто не обратил на них особого внимания, даже после выстрелов, словно это была уже норма жизни москвичей. Лишь пенсионерки на лавочке возле подъезда отметили, что Трошин действительно мужик что надо, если даже в дедовском ранге его так жена ревнует: с наганом выскочила…