Читаем В бессердечном лесу полностью

В бессердечном лесу

– Я приехал только забрать сестру, Рэйнальт.

Он улыбается.

– Да знаю, идиот. Просто хотел, чтобы ты знал, что предложение еще в силе, если когда-нибудь передумаешь. И знай, что у тебя всегда будет друг в королевской семье.

– Хватит с меня королей и корон, – тихо произношу я.

Он весь подбирается. Я знаю, что он думает о Линед и многих других, навеки покинувших нас.

– Как Бейнс? – интересуюсь я.

– Слава богу, идет на поправку. Не мог же я лишиться сразу всех друзей.

– А он будет…

– Ходить? – Рэйнальт пожимает плечами. – Врачи так не считают, но от этого упрямца можно ждать чего угодно.

– Да, он такой, – улыбаюсь я.

– Держи. – Он вручает мне сверток бумаги. – Свидетельство права собственности на дом твоего отца, как и обещал. Его не могут передать короне. Он принадлежит тебе и твоей семье.

– Спасибо, – еле выдавливаю я из-за комка в горле. Знаю, что это еще не все.

– Мы нашли тело твоего отца. – Рэйнальт быстро поднимает на меня взгляд. Мне не нужны подробности, я не хочу их знать. – Если хочешь, мы похороним его здесь. Или…

– Он бы этого не хотел. – Я сглатываю едкий привкус желчи. – Мы отвезем его домой.

– Я все устрою, – кивает Рэйнальт.

– Спасибо, – повторяю я еле ворочающимся языком. Я скучаю по отцу. Скучаю по маме. Но, по крайней мере…

– Впускайте ее! – кричит Рэйнальт в сторону двери.

Авела вбегает в комнату. Она выше и загорелее, чем я помню.

– ВЭН! – кричит сестра и, прыгнув на меня, чуть не сбивает с ног.

Я подхватываю ее и прижимаю к груди, тщетно пытаясь не расплакаться на глазах у друга, который по совместительству мой будущий король.

– Самое странное, – говорит Рэйнальт, – мы нашли ее и няньку в маленькой хижине неподалеку от городских стен. Нянька клялась, что их спрятало там дерево.

Я улыбаюсь сквозь слезы. Серена в очередной и, к сожалению, последний раз помогла нам.

– Пойдем, Авела, – говорю я сестре и чмокаю ее в щеку. – Пора домой.

* * *

Каждый день на протяжении года я навещаю холм, где похоронил сердце Серены.

Иногда Авела приходит со мной, но зачастую я один. Играю ей на маминой виолончели. Включаю фонограф – новый, который мне прислали из Сайта. Пою. Порой смотрю на звезды и рассказываю о созвездии, которое ныне горит в небе вместо ее матери: астрономы назвали его Гледиф, Меч, но я-то знаю правду. Это дерево. Ее дерево.

На холме с Сереной я всегда чувствую умиротворение, хотя мое горе по-прежнему велико. Внутри меня, в месте, в котором должна была обитать она, теперь пустота. Об этом я тоже ей рассказываю.

Я похоронил отца на участке за огородом вместе с обломками маминого фонографа. Я знаю, что теперь они вместе. Знаю, что они обрели покой. Их смерть тоже образовала бреши в моем сердце, которые никогда не будут заполнены.

На первую годовщину ночи, когда я закопал сердце Серены, я обнаруживаю пробивающийся из земли зеленый побег. Он стремительно растет и с каждым днем становится выше. Превращается в нежное растение. Затем в крепкое молодое деревце – серебристо-белое, как она. Дерево распускает блестящие листья, и у его основания вырастают фиалки.

Через шесть месяцев береза уже высотой с меня. Я сижу под ней каждую ночь и завороженно смотрю на пятна лунного света, проникающие сквозь ее листья.

На вторую годовщину той ночи ее дерево гордо вырисовывается на фоне звезд, как серебристо-белый мемориал. Но этого недостаточно. Это не она. И никогда ею не будет. Почему-то я чувствую, будто снова потерял ее, или же наконец понял, что она по-настоящему, действительно исчезла. Мое горе как океан, и я тону в нем, плача под ее деревом.

Ветер с шепотом ерошит листья и ласкает мою щеку. Слезы высыхают. Я утешаю себя воспоминаниями о ней. Тихой ночью и сладким ароматом фиалок.