– Знаю, – согласился полковник. – Но не только в этом дело. В России тогда твердость проявили. Да и нашлось, кому проявлять, и мы, Корпус, и большая часть армии остались верны престолу. А в Германии что? Армии, считайте, нет, полиция прав почти не имеет. Откуда силы?
– Твердость, это да, – кивнул Гулькевич. – Но у нас она еще до войны началась, вы не помните просто. В тринадцатом году, как императорскую семью эсеры взорвали во время празднования. Когда его величество выздоравливал после ранения, ему почитать пару книг подсунули. Специальной группой жандармов под руководством генерала Спиридоновича написанных. В книгах на основании документов вся история левых партий излагалась. И – выводы. Вот после этого уже либерализм и кончился. Николай II, он, конечно, не Петр I, но смерть супруги и наследника на него сильно подействовали. Ожесточился государь. Хотя не сломался. И Указ знаменитый «О беспощадной борьбе с бомбистами и их соумышленниками» в 1916 году, он оттуда же произрастает, из тринадцатого. До войны за одну принадлежность к террористической партии вешать, конечно, не прошло бы все-таки. Общественность бы взбеленилась, «друзья» заграничные с ними вместе. А во время войны – вполне, вполне…
Константин Николаевич задумчиво посмотрел в окно и понизил тон:
– Грех, конечно, но, может, и к лучшему то покушение случилось. До этого государь мягковат был. Больше семьей занимался, советчиков слушал. А после как отрезало. В работе, видимо, от душевных переживаний прятался. Да и нашлось, кому твердую линию проводить, тут вы правы. Карикатуру на Трепова помните?
Николай Степанович немедленно рассмеялся. Карикатуру помнили все. Рисунок, впервые опубликованный в двадцатом в подпольной «Правде», оказался настолько удачным, что после печатался всеми сколь-нибудь оппозиционными листками. На картинке, шаржированный, но вполне узнаваемый бессменный председатель Совета министров с 1916 по 1927-й, в самые тяжелые для империи годы, Александр Федорович Трепов расстреливал из пулемета «максим» толпу рабочих и крестьян, слегка прослоенную интеллигентами. Над премьером витали его покойные отец – петербургский градоначальник, получивший всероссийскую известность в 1878 году после покушения Засулич в ответ на его приказ о порке политического заключенного, с пририсованным лозунгом «Пороть!!!», и брат, товарищ министра внутренних дел 1905 года, со словами его знаменитого, времен первой революции, приказа: «Холостых залпов не давать, патронов не жалеть!!!» Надпись внизу карикатуры гласила: «Традициями сильна монархия!»
Старый приятель Гумилева по Корпусу, Сиволапов, рассматривая как-то очередную изъятую листовку, с профессиональным цинизмом пошутил, что автор карикатуры сильно преуменьшил насчет пулемета, правильней смотрелась бы орудийная батарея. Впрочем, черный юмор бывшего артиллериста, отнюдь не понаслышке знавшего, как разгоняют шрапнелью демонстрации и крестьянские сходы, сейчас выглядел неуместно.
– Так вот, – продолжил Константин Николаевич, – пора теперь твердость и традиции и вне России проявить. В прошлом веке «жандармом Европы» нас называли, слышали? Так вот, и время тогда спокойное было.
– Лестное сравнение, – улыбнулся контрразведчик.
– А как же, – вернул улыбку отставной дипломат. – Нам сейчас в Европе тишина нужна. Россия слаба, ни земельный вопрос не решен, ни промышленность до европейской не дотягивает. Нам нынче на юге внешние рынки нужны – Персия, Турция, Ирак. Ну и Китай, но там сейчас японцы воюют. С ними союз уж лет двадцать, но аппетиты у самураев растут.
– А Персия? – насторожился полковник.
– А там с британцами у нас сферы влияния поделены раньше были. Шаха наши казачки охраняли. Но в двадцатых Петербургу не до персов стало, и там свои мятежи начались, Альбион еще поспособствовал.
– И в смуте победил Реза-шах?
– Реза? Нет, не так. Резу сначала англичане проталкивали. Он в нашей казачьей бригаде начинал, с рядовых. На русском, кстати, прекрасно говорит. – Гулькевич вздохнул с сожалением, покачал головой. – Наших казачков в Персии ненавидели, они ведь для местных колонизаторы, хоть официально и при шахе состояли. А Реза позже полковником стал, воевать выучился. Деньги англичане дали, мятежи подавил. Сначала военным министром стал, потом премьером при Ахмед-шахе, а уж в двадцать шестом, когда в полную силу вошел, и трон занял. Он теперь основатель династии Пехлеви.
– А почему мы к прежнему состоянию возвращаться не стали? – поинтересовался Николай Степанович. – В двадцать шестом в России уже спокойно было.
– Спокойно, но за границу войска отправлять рановато, – пожал плечами бывший заведующий Ближневосточным отделом МИД. – Да Реза наших интересов и не особо ущемлял, режим капитуляций
[7]отменил разве что. Ну, так это устарело давно, да и обходительно отменил, предупредил за год, все договоры сохранил, тут и говорить не о чем. А британцев, наоборот, прижать попытался. Бахрейнские острова – это у англичан колония, раньше они персам принадлежали, аж в Лиге Наций потребовал Персии вернуть.– И что британцы?