Читаем В битвах под водой полностью

— Напрасно. Мы очень благодарны за помощь и не отказываемся от нее.

— Молодец! — снова громко воскликнул Вульф.

— Вы говорите по-русски? — Трипольский повернулся в сторону краснощекого механика флотилии.

— Только одно слово знает по-русски, — пояснил я, — но весьма широко им пользуется…

— Он на каждом языке знает по одному слову и умудряется разговаривать на всех языках, — подхватил командир флотилии.

Через три дня наши подводные лодки действительно начали боевую подготовку в море.

«Урсула», получившая новое название «В-4», в течение двух дней была приведена в порядок и одной из первых вышла в море. На лодке еще оставались англичане, заканчивавшие сдачу отдельных механизмов, и командир лодки лейтенант Дэвис, который теперь выполнял роль лоцмана. Без него нам трудно было бы ориентироваться в минированных водах Великобритании.

Стояла ясная, солнечная погода. Над утопавшим в зелени городом Данди метеорами носились в разных направлениях многочисленные группы самолетов. Корабли один за другим покидали обширный рейд. На реке Тей, на которой стоит город, царило не меньшее оживление, чем в воздухе. В общем гуле моторов и сигналов мы незаметно снялись со швартовов, дали ход обеими машинами и направились вниз по реке. До выхода в море нам надо было пройти около десяти миль. Однако едва «В-4» отошла от пирса, как матрос, укладывавший швартовные концы, уронил за борт пеньковый канат. Конец намотался на винт лодки, и правую машину пришлось остановить.

— Придется возвратиться, — покачал головой Дэвис.

— Нет, — решительно возразил я, — матросы освободят винт.

— Не смогут. А мы идем на торпедные стрельбы. Задание ответственное.

— У нас есть водолазы, которые в боевых условиях занимались очисткой винта даже от стальных тросов.

— Ну, как хотите, мистер Иосселиани…

Дойдя до удобного места, «В-4» застопорила ход и, свернув с фарватера, чтобы не мешать движению судов, стала на якорь.

— Фомагина с водолазным прибором на мостик!

— Может быть, пошлем моего старшину? Мои люди лучше знают подводную аппаратуру, — предложил обеспокоенный Дэвис.

— Я в своих людях уверен.

— Но, мистер Иосселиани, если кто-нибудь утонет из-за… нашего с вами упрямства…

— Моряка, который утонет в таких простых условиях, не жаль, — по-русски вставил молчаливый Глоба, внимательно слушавший наш разговор.

Все на мостике рассмеялись. Дэвис заинтересовался, что сказал мой помощник, и мне пришлось перевести ему эту фразу.

— Ваш помощник стоит вас, — безнадежно махнул рукой лейтенант Дэвис.

Фомагин быстро надел на себя легководолазное снаряжение, привычным движением привязал стальные резаки, с ходу прыгнул в воду и исчез в мутных волнах реки.

Вскоре мы снялись с якоря и полным ходом поспешили в район боевой подготовки. Другие лодки уже занимали назначенные им позиции и выполняли упражнения по плану.

Эскортный корабль «Лок Монтитц», служивший учебной мишенью, галсировал между условными точками в море, и подводные лодки по очереди выходили против него в атаку.

Мы доложили семафором командиру дивизиона Трипольскому о причинах нашей задержки и начали боевую подготовку со второго-упражнения.

«Лок Монтитц» подал сигнал о начале упражнения с выпуском учебных торпед.

Атака завершилась успешно. Торпеды прошли точно под кораблем-целью и на заданной дистанции всплыли. Их подобрал буксирик, специально снаряженный для этой цели.

Еще четыре раза выходили мы в атаку по «Лок Монтитц» и, выполнив план боевой подготовки, получили разрешение вернуться в базу.

Не успели мы ошвартоваться, как увидели на пирсе Трипольского. «Лок Монтитц» вернулся с моря раньше нас, и комдив теперь встречал провинившуюся «В-4». Еще издали он погрозил мне пальцем. Как только лодка ошвартовалась, к борту подошел водолазный бот с водолазом в скафандре.

— Зачем это? — удивился я.

— Я сообщил семафором, чтобы осмотрели винты корабля, — объяснил лейтенант Дэвис.

Водолаз был спущен и вскоре доложил, что никаких ненормальностей ему обнаружить не удалось.

На следующий день предстояли дружеские состязания.

Дело в том, что накануне в офицерском салоне в «Мейфилде» командир флотилии вызвал на борьбу Трипольского. При этом он предложил неизвестный нам вид борьбы — не то японского, не то индийского происхождения. Суть такой борьбы заключается в том, что противники ложатся головами друг к другу и, упершись плечами, соединяют руки. Затем, заложив ногу за ногу противника, борющиеся стараются перетянуть друг друга через себя. По окончании борьбы победитель садится верхом на побежденного. И хотя Трипольский был выше ростом англичанина и много тяжелее его, тем не менее он несколько раз кубарем летел через худого, но жилистого командира флотилии.

— Мистер Трипольский, завтра вы имеете шансы выиграть. Будем играть в футбол…

— Это ведь английская игра, — развел руками комдив, — почему же мы имеем больше шансов?

— Наши офицеры играют плохо…

Перейти на страницу:

Все книги серии Военные мемуары

На ратных дорогах
На ратных дорогах

Без малого три тысячи дней провел Василий Леонтьевич Абрамов на фронтах. Он участвовал в трех войнах — империалистической, гражданской и Великой Отечественной. Его воспоминания — правдивый рассказ о виденном и пережитом. Значительная часть книги посвящена рассказам о малоизвестных событиях 1941–1943 годов. В начале Великой Отечественной войны командир 184-й дивизии В. Л. Абрамов принимал участие в боях за Крым, а потом по горным дорогам пробивался в Севастополь. С интересом читаются рассказы о встречах с фашистскими егерями на Кавказе, в частности о бое за Марухский перевал. Последние главы переносят читателя на Воронежский фронт. Там автор, командир корпуса, участвует в Курской битве. Свои воспоминания он доводит до дней выхода советских войск на правый берег Днепра.

Василий Леонтьевич Абрамов

Биографии и Мемуары / Документальное
Крылатые танки
Крылатые танки

Наши воины горделиво называли самолёт Ил-2 «крылатым танком». Враги, испытывавшие ужас при появлении советских штурмовиков, окрестили их «чёрной смертью». Вот на этих грозных машинах и сражались с немецко-фашистскими захватчиками авиаторы 335-й Витебской орденов Ленина, Красного Знамени и Суворова 2-й степени штурмовой авиационной дивизии. Об их ярких подвигах рассказывает в своих воспоминаниях командир прославленного соединения генерал-лейтенант авиации С. С. Александров. Воскрешая суровые будни минувшей войны, показывая истоки массового героизма лётчиков, воздушных стрелков, инженеров, техников и младших авиаспециалистов, автор всюду на первый план выдвигает патриотизм советских людей, их беззаветную верность Родине, Коммунистической партии. Его книга рассчитана на широкий круг читателей; особый интерес представляет она для молодёжи.// Лит. запись Ю. П. Грачёва.

Сергей Сергеевич Александров

Биографии и Мемуары / Проза / Проза о войне / Военная проза / Документальное

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное