Читаем В битвах под водой полностью

Подобно своим товарищам, я носился по полю за мячом, с размаху налетая то на своего игрока, то на противника, падал, вскакивал и снова падал. Мяч ударялся о мою голову, я задевал его руками, но ногой ни разу так и не смог его ударить.

— Не бегай по всему полю! — время от времени напоминал мне Паластров, игравший центра нападения, — держись своего места!

И действительно, забыв о том, что было написано в шпаргалке Падчина, я вошел в азарт и вовсю гонялся за мячом. Один раз я даже влетел вслед за мячом в свои ворота, сбив с ног растерявшегося Трипольского.

— Спокойней! — не на шутку рассердился комдив. — Что ты носишься? Да и глаза у тебя безумные, как у Ивана Грозного, убившего своего сына!

В конце концов мне надоело получать толчки и удары, и я начал подумывать о том, как бы улизнуть с поля. Но неожиданно состязание окончилось. Оказывается, у судьи остановились часы, и мы играли лишних полчаса.

— Счет пятнадцать — семь в пользу русских! — торжественно провозгласил судивший игру англичанин.

После матча обе команды долго изучали полученные синяки и кровоподтеки.

— Поздравляю вас, коммодор Трипольский, — первым подошел к нам командир флотилии, — вы блестяще отбивали мячи!

— Это не я, — смеялся комдив, — мяч сам ударялся об меня и отскакивал. Я его ни разу так, и не смог поймать руками…

— Вот кто лучше всех играл, — нашел меня глазами командир флотилии, — это он помог вам выиграть…

— Да я же ни разу не ударил по мячу, мистер…

— Это не важно! — перебил меня англичанин. — У вас был такой страшный вид, что наши офицеры как зайцы убегали от вас…

— Он и своих пугал не меньше, — вмешался Паластров, рассматривая свою поврежденную ногу, — по-моему, меня искалечил именно он…

За воротами стадиона меня встретил матрос Архипов.

— Ну как? Проиграли? — спросил он.

— Выиграли!

— Не может быть…

— Что за неверие в силы своего начальства? — шутил я. — Вот пойду умоюсь, оденусь, приведу себя в порядок, затем пообедаем и снова пойдем на стадион, понятно?

— Так точно, товарищ командир! — И Архипов вприпрыжку помчался к своим друзьям сообщить необычайную новость: наши выиграли футбольный матч.

После обеда часть офицеров и группа матросов и старшин пошли по приглашению американцев смотреть соревнования по боксу.

У входа на стадион нас встретила группа девушек. Они собирали пожертвования в пользу жителей, пострадавших от фашистских бомбардировок. Мы вручили им небольшую сумму, прошли на свои места и увидели, что опоздали. Начался уже последний раунд. Произошла ошибка: американский лейтенант неправильно указал время начала матча.

Мы увидели последнюю встречу. Выступали американец и голландец. Прозвучал удар гонга, соперники, как полагается, пожали друг другу руки, и бой начался. Американец сравнительно быстро победил противника. Судья подошел к победителю и высоко поднял его руку. Затем на ринг взбежал лейтенант Гильтон и крикнул в микрофон:

— Победителем состязаний по боксу объявляется американский моряк! Эта победа тем знаменательнее, что здесь, как видите, нет профессионалов-боксеров…

Я переводил речь Гильтона своим матросам.

— Если Джим Оули, сегодняшний победитель, — продолжал Гильтон, — раньше дрался на спортивных встречах в Америке, то теперь он простой воин-моряк, любящий спорт, как и все американские моряки.

— А будто остальные не любят спорт, — проворчал Архипов.

— Спорт и мы любим, а все-таки с боксом у нас на корабле плоховато, заметил я. А Гильтон между тем говорил:

— В состязаниях принимали участие моряки всех союзных кораблей, находящихся в настоящее время в порту. Только русские не выставили своих боксеров, несмотря на наше приглашение.

Американец откашлялся и продолжал:

— Прежде чем вручить победителю денежный приз, я объявляю еще раз: не желает ли кто-нибудь из публики оспаривать приз победителя? Если есть такой, то прошу на ринг!

Я перевел эти слова Архипову. Он вдруг встрепенулся и, глядя мне в глаза, умоляюще сказал:

— Товарищ капитан третьего ранга, разрешите!

— Что разрешить?

— Разрешите драться с американцем!

— Так вы же не боксер?

— Конечно, не профессиональный боксер… Но кое-что в этом деле кумекаю… У нас в Туле при заводском клубе был кружок, я занимался… Прошу разрешения, товарищ капитан третьего ранга!..

— А не подведете? — нерешительно спросил я. — Помните, здесь дело идет о чести флага.

— Знаю, товарищ капитан третьего ранга. Позволите?

— Подведет, товарищ командир, наверняка подведет, — вмешался Иван Откушенный, — нет у неге тренировки. Нельзя так идти, Алексей!

— Ты за собой смотри, — метнул в его сторону злой взгляд Архипов, — а то дал какому-то шалопаю ухо съесть…

Архипов передал мне на хранение свой комсомольский билет и побежал на ринг.

Лейтенант Гильтон объявил, что один из русских матросов изъявил желание участвовать в финальном состязании с победителем. В его голосе и в жесте, которым он указал на Архипова, сквозила ирония. По трибунам пронесся гул. Архипов рядом с рослым американцем выглядел маленьким и очень юным.

Перейти на страницу:

Все книги серии Военные мемуары

На ратных дорогах
На ратных дорогах

Без малого три тысячи дней провел Василий Леонтьевич Абрамов на фронтах. Он участвовал в трех войнах — империалистической, гражданской и Великой Отечественной. Его воспоминания — правдивый рассказ о виденном и пережитом. Значительная часть книги посвящена рассказам о малоизвестных событиях 1941–1943 годов. В начале Великой Отечественной войны командир 184-й дивизии В. Л. Абрамов принимал участие в боях за Крым, а потом по горным дорогам пробивался в Севастополь. С интересом читаются рассказы о встречах с фашистскими егерями на Кавказе, в частности о бое за Марухский перевал. Последние главы переносят читателя на Воронежский фронт. Там автор, командир корпуса, участвует в Курской битве. Свои воспоминания он доводит до дней выхода советских войск на правый берег Днепра.

Василий Леонтьевич Абрамов

Биографии и Мемуары / Документальное
Крылатые танки
Крылатые танки

Наши воины горделиво называли самолёт Ил-2 «крылатым танком». Враги, испытывавшие ужас при появлении советских штурмовиков, окрестили их «чёрной смертью». Вот на этих грозных машинах и сражались с немецко-фашистскими захватчиками авиаторы 335-й Витебской орденов Ленина, Красного Знамени и Суворова 2-й степени штурмовой авиационной дивизии. Об их ярких подвигах рассказывает в своих воспоминаниях командир прославленного соединения генерал-лейтенант авиации С. С. Александров. Воскрешая суровые будни минувшей войны, показывая истоки массового героизма лётчиков, воздушных стрелков, инженеров, техников и младших авиаспециалистов, автор всюду на первый план выдвигает патриотизм советских людей, их беззаветную верность Родине, Коммунистической партии. Его книга рассчитана на широкий круг читателей; особый интерес представляет она для молодёжи.// Лит. запись Ю. П. Грачёва.

Сергей Сергеевич Александров

Биографии и Мемуары / Проза / Проза о войне / Военная проза / Документальное

Похожие книги

Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное