Позывные Москвы заставили меня задержать регулятор. Было время обычной передачи «Последних известий».
— Декрет Краевой Рады Народовой о создании Польского Комитета национального освобождения, — раздался знакомый голос московского диктора. Мы стали вслушиваться в текст постановления:
«Накануне решающих боев за изгнание из Польши немецких захватчиков Краёва Рада Народова создает Польский Комитет национального освобождения, как временную исполнительную власть для руководства освободительной борьбой народа, для обеспечения его независимости и восстановления Польского государства». Далее следовал состав Польского Комитета. Сообщение это, как только я перевел его, произвело на англичан большое впечатление.
— Не понимаю, — развел руками командир базы, — зачем комитет, когда есть правительство? Ведь из-за Польши Великобритания вступила в войну…
— Раз польское правительство сидит в Лондоне, — ехидно вставил присмиревший было ирландец, — а Польшей надо управлять из Варшавы, то, очевидно, явилась надобность и в таком комитете.
Командир базы яростно уставился на своего непокладистого начальника штаба, и мы, предвидя, что сейчас скандала не избежать, поспешили откланяться.
На следующий день вышла в море подводная лодка, на которой уходил Трипольский. Еще через день покинула Лервик и наша «В-4».
— Товарищ командир, получено разрешение на выход в море! — доложил вахтенный офицер.
На пирс проводить нас пришла большая группа английских офицеров во главе с командиром военно-морской базы.
И словно для того, чтобы мы навсегда запомнили Шотландию, густой туман спустился на море, и лишь только наша подводная лодка отошла от пирса, берег потонул во мгле.
Подводная лодка обогнула южный мыс острова Брессей, и сигнальщик, который давно ничего не видел в густом, как молоко, тумане, все же доложил мне, с явным удовольствием соблюдая установленную форму рапорта:
— Товарищ командир, берега Шотландии скрылись.
При этом голос сигнальщика дрогнул.
Северяне
День 4 августа был в Заполярье почти ясным. Солнце еще не показалось из-за горизонта освещая только обрывки кучевых облаков, в беспорядке разбросанных по бледно-голубому небу.
Наша подводная лодка приближалась к родным берегам. Вот-вот должны были открыться очертания скалистых гор Мурманского побережья, и внимание сигнальщиков и вахтенного офицера невольно привлекла южная часть горизонта. На какой-то момент бдительность была ослаблена, между тем на подходах к базам и портам нас подстерегали всякого рода опасности. Фашистские подводные лодки и авиация обычно нападали на наши транспорты и боевые корабли именно в этих местах. Учитывая это, я время от времени напоминал сигнальщикам о необходимости усилить наблюдение за горизонтом и воздухом Я знал, что всем уже изрядно надоели мои непрерывные напоминания о бдительности, но я не мог поступать иначе. И все же, несмотря на это, корабельное наблюдение прозевало летевший на бреющем полете самолет.
И хотя я определил, что это самолет типа «Каталина», которыми была вооружена наша противолодочная оборона, я скомандовал немедленное погружение. Уйдя на глубину, подводная лодка некоторое время продолжала путь. Это нужно было для того, чтобы самолет окончательно потерял то место, где он обнаружил лодку. Затем я вызвал в центральный пост сигнальщиков, отругал за ротозейство и обещал пробрать еще на собрании всего экипажа. Этой меры на корабле боялись больше всего.
После таких собраний все члены экипажа обычно долго держали провинившегося под обстрелом товарищеской критики, и нередко бывали случаи, когда «потерпевшие» обращались ко мне с просьбой помочь им реабилитировать себя перед коллективом.
Когда мы всплыли в надводное положение, самолета уже не было видно, а прямо по носу лодки открылся расположенный слева от входа в Кольский залив остров Кильдин. Сообщение об этом было встречено в отсеках с ликованием. Для истосковавшихся по Родине подводников остров Кильдин в ту минуту был первым желанным клочком родной земли.
«В-4» полным ходом шла в Кольский залив.
— Прямо по носу четыре катера-охотника, идут на нас большими ходами! громко доложил сигнальщик.
Это шли катера, чтобы эскортировать нашу лодку при прохождении через опасные в противолодочном отношении входные фарватеры и узкости. Они быстро сблизились с нами и, поздравив с помощью флажных сигналов с благополучным возвращением на Родину, повели нас в базу.
Когда «В-4» вошла в Кольский залив, навстречу нам вышел специальный катер, который должен был провести лодку в незнакомую еще нам Екатерининскую гавань. С катера на борт «В-4» поднялся Трипольский.
Приняв от меня рапорт, он спросил:
— Вам известно что-нибудь о «В-1»? Была ли у вас связь с нею в пути? Ведь до сих пор она не пришла в базу.
— Неужели?.. — только и мог произнести я.
— Все может быть… Слишком долго ее нет. Но подождем еще немного, будем надеяться на лучшее.