В благородном семействе

"Ну его ко всем чертям! — думал Тафтхант (по части проклятий между двумя джентльменами установилась трогательная взаимность). — Он в этом году уже выкачал из Синкбарза пятьдесят фунтов и, если я не присмотрю, прикарманит добрую половину его последнего пособия из дому — вор он и мошенник!"

И до того он боялся, этот Тафтхант, как бы Брэндон не вернулся к власти и не использовал ее бесчестным образом, что тут же бы сел и отписал лорду Рингвуду про похождения его сынка, да только он и сам чертовски нуждался в деньгах. Из биографии Тафтханта и о его physique [41] надобно сообщить только то, что был он сыном деревенского стряпчего, состоявшего при некоем лорде, что его поместили в закрытое благотворительное училище, где десять лет он отличался тем, что из пятисот мальчишек дрался больше всех и чаще всех подвергался порке. Из училища он попал стипендиатом в колледж, где был принят в члены товарищества и должен был со временем получить приход. Что до внешности, так ростом мистер Тафтхант был невелик, и ноги были у него колесом; одежду он носил полусветскую, полу церковную: черный, прямого покроя сюртук и светло-песочные панталоны с бессчетным множеством пуговиц по лодыжкам — в дни молодости автора излюбленный костюм университетского повесы.

Итак. Брэндон сказал, что ему надо написать кое-какие письма, и пообещал прийти, как условлено, к другу, — что он и сделал; но уж если рассказывать всю правду, молодой человек был так распален своею страстью и встреченным сопротивлением, так разволнован многообразными утренними происшествиями, что полчаса, оставленные ему Синкбарзом, он простоял на коленях, плача и моля, перед дверью Каролининого чердака, которая так и осталась неумолимо закрытой. Он бесился от разочарования и обиды, обезумел от желания увидеть Каролину. Самая искусная кокетка в Европе не могла бы так его разжечь. Едва войдя в обеденную залу, он первым делом выпил большой бокал шампанского; а когда Синкбарз попробовал в своей изысканной манере пошутить насчет его встрепанного вида, мистер Брэндон только зарычал, заругался со Страшной силой и опять приложился к бутылке. Лицо его, только что совсем бледное, раскраснелось; его язык, поначалу связанный, теперь молол без устали; еще не убрали рыбу со стола, когда мистер Брэндон уже выказал признаки сильного опьянения; и еще не подали десерт, когда мистер Тафтхант, хитро подмигнув лорду Синкбарзу, принялся вытягивать из него правду; и Брэндон с криком и божбой стал излагать историю своей любви.

— Понимаешь, Тафтхант, — говорит он, ошалев, — я, провались ты на месте, тебя ненавижу, но я должен рассказать! Я здесь вот уже два месяца, в этой чертовой дыре; в паршивых комнатах, на хлебах в вульгарном семействе, таком же, ей-богу, вульгарном, как ты!

Тафтханту такая манера обращения нравилась куда меньше, чем лорду Синкбарзу, который безудержно хохотал и которому Тафтхант шепнул растерянно:

— Ну, ну, он же пьян!

— Пьян? Нет, сэр, — взревел Брэндон. — Но я схожу с ума, да, с ума схожу от добродетели этой маленькой чертовки, пятнадцатилетней девчонки, на которую я положил уже больше труда, чем потребовалось бы, чтобы обольстить одну за другой всех твоих сестер… ха-ха! Всех мисс Тафтхант, клянусь Ю-юпитером! Мисс Сьюки Тафтхант, мисс Долли Тафтхант, мисс Анну Марию Тафтхант и всех остальных. Ладно, сэр, нечего на меня бычиться, или я вам вышибу мозги вот этим графином (Тафтхант, привставший было, опять развалился на оттоманке). Я столько времени терплю мамашу девчонки, ее отца, ее сестриц; и кухарку в их доме; и негодяя художника, с которым должен драться из-за нее на дуэли; и было бы ради чего? А то ради несчастного письма, в котором говорится: "Джордж, я покончу с собой! Я покончу с собой!" Ха-ха! Этакая чертовочка, и покончит с собой, ха-ха!.. Когда я… я ее обожаю… схожу по ней с ума…

— Охотно верю, что он сошел с ума, — сказал Тафтхант; и Брэндон в эту минуту дал самое недвусмысленное доказательство сумасшествия: уткнулся головою в угол оттоманки и бешено заколотил ногами по подушкам.

— Ты его не понимаешь, Тафти, мой мальчик, — сказал лорд Синкбарз тоном превосходства. — Тебе это недоступно, уверяю тебя. Ей богу, я подозреваю, что ты никогда в жизни не был влюблен. Вот я, сэр, знаю, что это такое. Ну, а Брэндон… Боже ты мой! Я много раз видел его в таком состоянии, когда мы были за границей. Он, когда у него заведется интрига, начинает безумствовать. Помню я, в Баден-Бадене была графиня Фрич, потом какая-то женщина в По; и эта девчонка — в Париже, что ли?.. Нет, в Вене. Из-за каждой из них с ним творилось вот такое; но вот что я скажу, когда мы занимаемся этим делом, мы справляемся с ним легче, а?

И с этими словами милорд скорчил в усмешку свое желтое безбородое личико и, подняв вровень со свечей стакан прескверного бордо, стал рассматривать его на свет. Интрига, как он это именовал, представлялась маленькому человечку первейшим из удовольствий; и пока для него не настало время изведать его самому, он любил поговорить об "интригах" своих друзей.