В благородном семействе

А мистеру Фитчу того и надо было, чтобы все на свете так думали. Он откинул волосы со лба, поглядел блуждающим взором и сказал:

— Извините, сударыня, это правда: мои мысли витали в тот момент далеко, в областях маво йискусства.

Он и впрямь думал, что поза его удивительно изящна и что большой гранат в его перстне на указательном пальце все общество, конечно, принимает за рубин.

— Искусство — это очень хорошо, — заметил мистер Брэндон, — но меня удивляет, что сейчас, когда перед вами столь прелестные произведения природы, вам недостаточно думать о них.

— Вы имеете в виду картошку, сэр? — сказал недоуменно Андреа Фитч.

— Я имею в виду мисс Розалинду Макарти, — учтиво возразил Брэндон и от души посмеялся простоте художника. Но комплимент отнюдь не смягчил мисс Линду, только укрепив ее в обидной уверенности, что Брэндон над ней потешается, и ее неприязнь соответственно возросла.

Тут как раз вошла мисс Каролина и заняла назначенное ей место по левую руку от мистера Ганна. Для нее приставлен был старый, колченогий деревянный табурет, в то время как все другие сидели за столом на красивых и удобных стульях; а рядом с ее тарелкой стояла странного вида старая помятая жестяная кружка, на которой антиквара, возможно, привлекла бы полустертая надпись. «Каролина». Это и вправду были кружечка и табурет Каролины, сохранившиеся за нею со дней ее детства; и на этом месте, на этом табурете она изо дня в день смиренно сидела за обедом.

Хорошо, что девочку сажали рядом с отцом, иначе, я уверен, она оставалась бы всегда голодной; но Ганн по своему добродушию не допускал, чтобы за столом делалась разница между нею и сестрами. Бывают подлости на свете, слишком подлые даже для мужчины… и только женщина, милая женщина осмелится их совершить. Как бы там ни было, в этом случае, когда обед дошел до середины, бедная Каролина тихо прокралась в комнату и заняла свое привычное место. Всегда бледное личико Каролины, было густо-красным, так как, скажем правду, задержалась она в кухне, помогая Бекки, их единственной служанке; и, услышав, что у них за обедом будет сегодня сам великий мистер Брэндон, девушка в простоте души показала свое почтение к нему, постаравшись как можно лучше приготовить то блюдо, за которое отец не раз ее хвалил. Она опустилась на свой табурет, отчаянно вспыхнув при виде Брэндона, и если бы мистер Ганн не стучал так отчаянно вилкой и ножом, возможно, он услышал бы, как забилось сердце Каролины, а забилось оно и вовсе отчаянно! Одета она была чуть понарядней, чем обычно, и Бекки, служанка, принесшая ту перемену, что значилась на плане как рагу из баранины, с полным удовлетворением оглядела свою барышню, когда с грудой тарелок выходила из комнаты. На бедную девушку и в самом деле стоило посмотреть: ее невинный вид в сочетании с мягким благородством мог привлечь иного куда больше, чем бойкая красота ее сестер. Двое молодых гостей не преминули это отметить; один из них, маленький художник, уже давно как отметил.

— Вы опоздали, мисс, — прокричала миссис Ганн, делая вид, что не знает, из-за чего задержалась дочка. — Вечно вы опаздываете! — Старшие девицы понимающе перемигнулись, как всякий раз, когда их маменька напускалась таким образом на Каролину; а та только потупилась и, не сказав ни слова, принялась за свой обед.

— Брось, дорогая моя, — вмешался честный Ганн, — если она и опоздала, ты же знаешь почему. Девушка, да и никто, скажу я, не может сразу быть и тут и там; или может, Свигби?

— Никак нет! — сказал Свигби.

— Почтенные гости! — продолжал мистер Ганн. — Наша Карри, доложу я вам, задержалась внизу, готовя пудинг для своего старенького папочки; а пудинг, могу вам сказать, она готовит на славу.

Мисс Каролина раскраснелась пуще прежнего; художник смотрел ей прямо в лицо; миссис Ганн величественно проговорила: «Вздор!» и «Чепуха!». Один мистер Брэндон вступился за Каролину.

— В своей жене, — сказал он, — искусство приготовить пудинг я ценил бы выше, чем уменье превосходно играть на фортепьяно!

— Фи, мистер Брэндон! Уж я бы не унизилась до какой-то кухонной работы! — кричит мисс Линда.

— Пудинг готовить! Вот еще! Это унизительно! — кричит Белла.

— Для вас, дорогие, конечно! — подхватила их маменька. — От девиц из вашей семьи и в ваших обстоятельствах не приходится ждать, чтоб они выполняли такую работу. Другое дело Каролина: она, если иногда и делает кое-что по дому, не приносит и половины той пользы, что должна бы, принимая во внимание, что у нее за душой ни шиллинга и что она живет у нас, как некоторые, из милости.

Любезная дама и тут не упустила случая высказать свое суждение о муже и дочери. Первого, однако, это нисколько не задело; вторая же была в эту минуту совершенно счастлива. Разве добрый мистер Брэндон не похвалил ее работу? И разве могла она требовать большего?

«Сегодня мама может говорить что угодно, — думала Каролина. — Я слишком счастлива, что мне на нее сердиться?»