В бой идут...

В бой идут… Сергей Волчок

Пара слов от автора

«В бой идут…» — моя первая художественная книга. Я хотел было написать в предисловии большой и пафосный текст, но потом подумал — не, не буду. Все, что хотел — написал в книжке. Единственное, что очень хочу сказать — спасибо всем читателям, которые поддерживали меня в процессе написания книги: комментировали, лайкали и т. п. Из-за них я не бросил и дописал. Спасибо вам. Без вас бы ничего не получилось.

И еще одно уведомление. Чем хорошо писать книгу «в прямом эфире» — сразу же получаешь читательские отклики. И было очень заметно, как разные социальные группы испытывали разные трудности. Моим ровесникам чаще всего было сложно понять геймерскую терминологию. А мои юные читатели не улавливали и половины аллюзий в шутках моих героев-пенсионеров. В общем, по многочисленным просьбам тех и других, я при вычитке снабдил книгу изрядным количеством комментариев. Извините, если выступил в роли Капитана Очевидность.

Всегда ваш,

Сергей Волчок.

Зачин

Рослый, прямо таки огромный облизьян выскочил из-за угла и, крикнув что-то обидное, запустил в мою сторону не камнем даже — каким-то обломком скалы. Одним прыжком я ушел с линии огня и, перекатившись по полу, прижался к стенке пещеры. Ничего себе заявочки! Да если бы эта образина попала, я бы гарантированно на тот свет отправился. И это вы называете «тихой, спокойной и наполненной заботой старостью»? Интересно, что мне вдруг этот рекламный проспект вспомнился? Ну да, с него же все и началось.

— Медицина где? — слева истошно орал Митрич, ни на секунду не прекращая шквального огня. — Семеновна, мать твоя женщина, хиль[1] скорее! Я сам не отлечусь, не мальчик, чай! Мне уже, слава богу, за восемьдесят!

Но тут из-за угла выскочили еще два облизьяна и помирающий древний старец, мгновенно вскинув оружие, двумя точными выстрелами отправил обоих атакующих к праотцам.

— Семеновна!!! Да где эта бабка?! — не унимался Митрич.

Да уж, на дом престарелых это мало похоже, — утвердился я во мнении, наблюдая, как короткими перебежками передвигается по пещере Семеновна, виртуозно матерясь и умело пригибаясь под огнем. А ведь еще месяц назад, как говорится, ничего не предвещало…

***

— Ну вот и все, Дмитрий Валентинович, вот и кончилась твоя жизнь — думал я, трясясь в такси на проселочной дороге. — Жизнь кончилась, началось доживание.

Таксист сквозь зубы что-то бурчал про подвеску, обруливая по обочине очередную циклопических размеров лужу. Я молча глядел в окно на моросящий дождь, поддерживать разговор не было ни сил, ни желания. Все решено, все сделано, пути назад нет.

Весь мой нехитрый скарб трясется в чемодане в багажнике, с собой только лекарства, документы, и немного наличных денег. Содержимое нагрудного кармана да чемодан — вот и все, что осталось у меня от прежней жизни. Что смог из вещей — продал, оставшийся хлам был отдан на разграбление таджику-дворнику Мише, и тот, чрезвычайно довольный таким положением дел, стахановскими темпами освободил бывшую мою квартиру от мебели и вещей.

Даже если захочешь — уже не переиграешь. Мосты сожжены, договор подписан. Теперь АО «Фортинбрас» обязуется в обмен на мои скромные квадратные метры в спальном районе обеспечить мне пожизненное комфортное доживание в своем доме престарелых. С овсяными кашками по утрам, врачебным присмотром, и компанией таких же, как я, старых пеньков.

Последнее обстоятельство и стало решающим. Обслуживать себя, несмотря на 73 года, я был еще вполне в состоянии, хотя с каждым годом это и становилось все проблемнее. Но я не жаловался — прожив практически всю свою жизнь одиноким холостяком, все эти готовки-уборки я делал на автомате, как робот, выполняющий давно запрограммированные действия.

Одиночество — вот что достало меня до зубовного скрежета. Пенсионер, особенно пенсионер без семьи в сегодняшнем мире обречен на тотальное, полное и беспросветное одиночество. Моя жизнь в последние годы практически ничем не отличалась от злоключений несчастного Робинзона Крузо. Я, собственно, и был Робинзоном, только проживающим не на острове, а в многолюдном городе. И оттого, что моя робинзонада протекала среди огромного людского столпотворения, она была особенно тягостной.