В бой идут одни штрафники

Пуля ударилась в стальной шлем стрелка, сидевшего на уступе артиллерийского окопа, и взмыла вверх. На шлеме она оставила всего отметину. Однако артиллерист кувырком полетел на дно окопа и некоторое время лежал там, раскинув руки и бессмысленным взглядом глядя в небо, будто стараясь вобрать в себя всю его синь. А пуля, отрекошетив, уже неслась высоко над землей. Сверху она видела, что все дороги на многие километры вокруг пусты. Русские хитры. С наступлением дня они прекращают всякое движение. Их колонны, сворачивая с большаков и проселков, тут же растворяются в лесах. И там, под покровом деревьев, продолжают свою деятельность. Отрывают траншеи на заранее размеченных участках, закапывают орудия, реактивные установки. Маскируют танки и самоходки. И все это на десятки километров в глубину от линии фронта. Такой глубокой и мощной обороны здесь, на Восточном фронте, еще никогда не строили. Ни русские, ни немцы. Такие приготовления наводили на мысль о подготовке к сражению решающего характера.

Глава шестая

Воронцов бежал по густой траве, нагретой солнцем. Внизу, в тени, еще поблескивала роса, и сапоги его вскоре стали мокрыми. Автомат он держал на плече, диском кверху. Следом бежали пять человек из первого отделения: весь минометный расчет и вестовой Быличкин.

Артиллеристы тоже отрядили группу поиска, и она ушла левее, охватывая лесок с восточной стороны. Ветер отнес парашют на угол леса между полем и лугом, постепенно переходившим в болото. Самолет взорвался на краю поля возле дороги метрах в трехстах от их позиций. А летчика снесло к ним.

– Вон он! Повис! – крикнул Быличкин, поднимая винтовку.

– Не стрелять. Будем брать живым.

– Да у него ж, может, пистолет есть?

– А как же, пистолет у него обязательно должен быть. Астахов, Тарченко, Емельянов, заходите слева, отсекайте его от артиллеристов и гоните на луг. Можете сделать несколько выстрелов поверх головы. Но не заденьте нас. Емельянов – старший.

Пилот барахтался в стропах метрах в двух от земли. Парашют зацепился за верхушку березы. Летчик пытался его сдернуть, но белое полотно купола, подгоняемое ветром, только сильнее охватывало ветви высокого дерева. Наконец он понял, что усилия его напрасны, и обрезал стропы ножом. Внизу быстро освободился от ремней, вытащил из кобуры пистолет, огляделся и побежал в лес. Но было поздно. Оттуда уже гремели винтовочные выстрелы. Летчик тоже выстрелил несколько раз и побежал вдоль опушки.

– Эх, уйдет к артиллеристам! – прошептал Быличкин.

– Тихо, замри, – ответил ему Воронцов.

Они лежали в высокой траве. Слева болото, позади перелесок. В болото немец не сунется. Если немец сразу руки не поднимет, то побежит к перелеску, а значит, прямо на них.

Вскоре выстрелы послышались и со стороны опушки. Значит, и артиллеристы его заметили. Летчик, как и предполагал Воронцов, выскочил на луг, сделал еще два выстрела. Но тут же понял, что назад ему бежать некуда – там, среди берез, мелькали минометчики. Фашист бросился через луг, надеясь укрыться в перелеске возле болота.

– Тихо, ребята, – сказал Воронцов. – Не бойтесь, что он выстрелит. Встаем одновременно, по моей команде.

Воронцов вскочил на ноги, когда немец был уже совсем рядом, шагах в десяти. Дал короткую очередь под ноги бегущему. Тот шарахнулся в сторону и остановился как вкопанный, окончательно поняв, что бежать ему больше некуда.

– Хенде хох! – И одновременно предупредил своих: – Не стрелять! Не стрелять!

Летчик вскинул пистолет и прицелился. Воронцов увидел, как дрожит колечко дульного среза, как подравнивается оно, нацеленное прямо ему в лицо, в переносицу. Напряженными руками он держал прижатый к плечу ППШ. Достаточно давануть на скобу спуска, и очередь разорвет летчику грудь. Тогда – никакой опасности. Нажми на спуск – это и есть еще один и очень верный шаг к Зинаиде и Улите. Тем более что это ничего не стоит. Нажми, нажми, подталкивал его под руку тот, другой, кто просыпался иногда в минуты особой опасности.

Со стороны леса бежали минометчики, что-то крича. От опушки цепью шли артиллеристы.