В бой идут одни штрафники

— Лежит где-нибудь раненый… — Нелюбин снял каску, и дождь струями бежал по его стриженой голове, по лицу, по шее.

— Ну что ты мучаешься, Кондратий Герасимович? Хочешь сходить туда? Поискать?

Нелюбин кивнул.

— С кем пойдешь?

— Да есть несколько охотников.

— Смотри, Кондратий Герасимович, трофейщики народ ненадежный.

— Эти — мои. Я с ними в пекле побывал. Вон, смотри, гвардейцы уже побежали.

И действительно, слева от опушки стали отделяться группы людей по двое-трое и одиночки. Сгорбившись, они перебегали к обгорелым «гробам», ходили вокруг них, заглядывали под гусеницы. «Бюссинги» подошли к опушке ближе, чем танки. Танки во время боя повернули влево, чтобы отразить фланговую атаку КВ и «тридцатьчетверок». А бронетранспортеры, поддерживая огнем пулеметов наступающие цепи пехоты, двигались прямо на окопы гвардейцев и штрафников. Их пожгли артиллеристы и бронебойщики. Один из «гробов» гвардейцы забросали гранатами.

Воронцов встал. Пока лежал, ноги были сухие. А теперь вода с мокрой одежды потекла в сапоги. Дождь шел теплый. Бойцы посматривали в небо, как на внезапное избавление, и посиневшие губы их дрожали. Воронцову тоже хотелось улыбнуться, но и у него ничего не получилось.

— Медведев! — окликнул он взводного-3. — Где Медведев?

— Убит Медведев! — донеслось с правого фланга.

— Как убит? Почему не доложили сразу?

Под березой, срубленной наполовину то ли снарядом, то ли очередью крупнокалиберного пулемета, сидел на корточках сержант. Воронцов узнал его голос — помощник командира третьего взвода. Видимо, он теперь и исполнял обязанности Медведева. Сержант встал и побрел к Воронцову.

— Товарищ лейтенант, я вам докладывал. Вы мне отдали приказ — принять командование взводом на себя.

Значит, во время боя он действовал правильно. Теперь, когда все кончилось и по всполью, уставленному разбитой техникой, бродили группы бойцов, Воронцов не мог вспомнить деталей боя и последовательности событий. Что-то произошло с памятью. Возможно, снова его окликала контузия. О том, как проходил бой, он теперь мог догадываться только по россыпи гильз вокруг своего и соседних окопов, по количеству убитых, лежавших и здесь, в заполнявшихся дождевой водой окопах, и там, в поле.

— Медведева сразу убило. Миной. Его, Гапоненко и Скуратова. Я ж вам докладывал. — Сержант то и дело проводил бледной ладонью по такому же бледному осунувшемуся лицу.

— Сколько раненых?

— Трое, товарищ лейтенант.

— Сколько живых?

— Трое, товарищ лейтенант. Трое нас всего и осталось. Скобарь, Дошин и я.

Только теперь Воронцов заметил, что рука сержанта перевязана. Грязная повязка намокла. Когда сержант опускал руку, вниз по пальцам стекали бурые тяжелые капли.

— Товарищ лейтенант, когда за ранеными приедут?

— Приедут. Приедут, сержант. Не волнуйся. Ты уже отвоевал. — И Воронцов кивнул на повязку.

— Да я не за себя. Я потерплю. Мне кость не задело. Только вот кровь что-то не останавливается. Я за Скобаря беспокоюсь. «Животник» он. Его поскорее надо в госпиталь.

Воронцов знал, что раненых в живот спасти можно в течение шести часов. Позже нет. Он закинул за спину автомат, огляделся. На опушке копошились раненые. Человек двадцать. Все, что осталось от роты. Позади его окопа, шагах в пяти, вода заливала довольно большую воронку. Так вот почему его пошатывало и тряслись колени. Бомбу на их позицию кинул «лаптежник». Не меньше сотки, определил Воронцов, окидывая взглядом очертания воронки.

— Численко, остаешься за меня. Вот, с сержантом. Я пойду искать транспорт.

— Побыстрее, лейтенант. Побыстрее. Сам видишь, что тут… — Лицо Численко, бледное, перекошенное болезненной гримасой, тряслось. Он почему-то сидел на корточках и смотрел, как вода заполняет воронку.

— Постараюсь. И проследи, чтобы раненым в живот не давали воды. И чтобы они из луж не напились.

Он знал, что санитарные машины и конные повозки ППГ [12] сразу после боя прибывают на передовую, чтобы забрать тяжелораненых. Но никаких машин и повозок пока не было. Казалось, что о штрафной роте забыли сразу, как только закончился бой.

Воронцов вышел на дорогу. Ливень немного утих. В колеях стояла вода. Вначале он думал, что начало развиднять, что тучи разошлись и, как это часто случается после ливня, в небесный пролом на землю стало просачиваться солнце, озаряя все вокруг особым, малиново-желтым светом. Но, подняв голову и обнаружив, что небо по-прежнему, от горизонта до горизонта, затянуто плотной пеленой низких облаков, понял, что вода в дорожных и лесных канавах подкрашена не солнцем. Кругом лежали тела убитых. Их еще не собрали. Только оттащили от дороги, чтобы не мешали проезду, не пугали коней.

— А ну стой! — Воронцов схватил под уздцы серую понурую кобылу. — Поворачивай сюда!

Возница, закутанный в плащ-палатку, забранился, соскочил с повозки:

— Куд-да! Ты кто такой, чтобы тут командовать!

— У меня тяжелораненые. Следуйте за мной.

— А у меня — приказ!