«Хорошо организовал работу партийной организации секретарь партбюро 765-го сп старший политрук Азаров. Работа этой партийной организации приняла более живой и целеустремленный характер. Сам т. Азаров все время находится в подразделениях, практическим показом учит парторгов и комсоргов практике партийно-политической работы в бою, чутко относится к запросам коммунистов и своевременно на них реагирует, принимает самые решительные меры к коммунистам, нарушающим воинскую и партийную дисциплину. Участвуя в боях, он личным примером смелости и упорства в бою воодушевляет бойцов, командиров на беспощадное уничтожение врага».
В приказе констатировалось совсем другое поведение близкого к Азарову человека:
«Комиссар 765-го сп батальонный комиссар Ушаков все время сидит во втором эшелоне». И сразу взыскание: понизить в должности.
Волею судьбы двум политработникам суждено было сражаться рядом, плечом к плечу, но одним начальники были довольны, о другом они думали иначе и сочли необходимым понизить его в должности.
Однако четыре противоположных факта — цветочки в выполнении приказа № 270. Другим лицам командование дивизий назначило более суровые меры: они предавались суду военного трибунала, который карал высшей мерой.
В чем же вина этих людей?
«Командир шестой роты 106-го полка 106-й мотострелковой дивизии лейтенант М. подло струсил и подавал изменническую команду отступать назад.
Командир взвода 688-го полка 103-й мотострелковой дивизии младший лейтенант Т. в то время, когда красноармейцы его взвода мужественно дрались с врагом, предательски покинул своих бойцов и сбежал с поля боя.
Командир роты 100-й стрелковой дивизии лейтенант А. проявил малодушие и трусость и пошел на позорнейший шаг — членовредительство, прострелил себе левую руку.
Младший лейтенант 220-го АПД 103-й мотострелковой дивизии Н. не выполнил приказания о доставке снарядов на огневую позицию, прикрывая свою трусость болезнью ног».
Так проводился в жизнь приказ Сталина № 270. Трудно поверить, что молодые ребята, избравшие своей профессией защиту Родины, получившие свое первое командирское звание, сознательно пошли на поступки, описанные в приказе по армии. Но суровость военного времени в том и заключалась, что к человеку, однажды дрогнувшему в бою, мгновенно менялось отношение и командиров, и близких товарищей.
На место пониженных в должности, как и на место отданных под суд, как и на место убитых и раненых, выдвигались новые люди. В этот же день начальник политотдела 100-й стрелковой дивизии полковой комиссар Александр Григорьевич Евсеев получил предписание о назначении военным комиссаром 107-й дивизии. «К месту службы прибыть немедленно», — говорилось в документе.
В десять часов вечера Ракутин, проанализировав итоги заканчивающегося дня, издал боевой приказ № 021, обязывающий войска продолжить наступление на Ельню. Когда документ уже был отправлен в штабы дивизий и артиллерийских полков, от Жукова поступило распоряжение: общее наступление прекратить. Из штаба армии в войска пошла срочная телеграмма: исполнение приказа № 021 задержать до получения дополнительных указаний.
…Сталин дал Жукову добро на подготовку новой, более решительной и стремительной наступательной операции по освобождению Ельни.
Часть третья
РЕШИТЕЛЬНОЕ НАСТУПЛЕНИЕ
ДЕНЬ ТРИДЦАТЬ ШЕСТОЙ
Пятница, 22 августа
Дополнительные указания, о которых сообщалось в телефонном распоряжении Кондратьева, были подготовлены к шести часам утра и оформлены как директива штаба армии. «В связи с необходимостью пополнить части армии, действующие на ельнинском направлении, — говорилось в ней, — ведение общего наступления с 1.00 22.8.41 г. прекратить».
Не было такой части, которая не нуждалась бы в пополнении. Потому весть оказалась приятной и для командиров и для бойцов. Возможно, кто-то подумал: поубивали и покалечили одних, теперь другим будет такая же участь. Но основная масса фронтовиков старалась не думать о своей смерти. Они уже привыкли каждый день молча, без слез, хоронить своих товарищей. О презрении к смерти без устали говорили комиссары и политруки, политбойцы и агитаторы. Сами они действительно умирали с презрением к ней, костлявой, и к тем, кто принес ее на российскую землю.
Резервисты и новобранцы, которых ждали в действующих частях, уже были близки к местам, предназначенным им судьбой. На железнодорожные станции вяземского и спас-деменского направлений прибывали маршевые батальоны для Резервного фронта, о которых Жуков упоминал в письме Сталину. Штаб армии дал соединениям и частям трое неполных суток, чтобы прибывших красноармейцев доставить с железнодорожных станций к себе, распределить их по батальонам и ротам. Предлагалось сразу же разъяснить новичкам значение боев за Ельню, которую им придется освобождать.
Одновременно штаб армии обязал свои войска глубже зарыться в землю, организовать разведку, проработать на местности методы наступательного боя.