Захваченные в этой операции 12 фашистских солдат рассказали, что за ними через день будет следовать в этом же направлении колонна машин. Повезут солдат и продовольствие. Командование решило устроить засаду всем отрядом. Расположились в трех местах, чтобы одновременно ударить по голове колонны, хвосту и середине.
Долго ждать не пришлось. Услышали шум моторов. Когда вся колонна оказалась в зоне обстрела, мы одновременно открыли огонь из всех видов имевшегося у нас оружия. Гитлеровцы в замешательстве стали разбегаться. Настигаем их и уничтожаем огнем, штыком, прикладом. Машины подрывали гранатами. Колонну, состоявшую из 29 машин, уничтожили полностью. На дороге осталось 80 трупов фашистских солдат и офицеров.
Пополнили запасы продовольствия и боеприпасов.
В партизанском отряде мне много раз приходилось вместе со своими товарищами выполнять самые различные задания, участвовать в больших и малых операциях. Мы совершали диверсии, минировали железные дороги и мосты, нарушали связь, подрывали склады с горючим, продовольствием, боеприпасами, уничтожали живую силу и технику противника.
Партизаны действовали смело, решительно. Мы жили единой боевой семьей. Дружба, товарищество, помощь и взаимная выручка были незыблемыми нормами нашего поведения. В моей памяти запечатлелись светлые образы товарищей по оружию, вместе с которыми не раз приходилось выполнять сложные и рискованные операции и, как говорится, смотреть смерти в лицо. Это Василий Стаценко, Георгий Руссу, Василий Горбатенко и многие другие.
В. А. Денисов, сержант запаса
Героическая быль
В жизни человека случаются такие моменты, когда время как бы замедляет свой бег, и тогда даже одна-единственная минута кажется вечностью. Вот такие мучительные минуты испытал лейтенант Евгений Федорович Ярлыков, когда его самолет лишился управления.
От сильного удара Ярлыков потерял сознание. Оно вернулось к нему тогда, когда фашистские автоматчики, окружив самолет, в зловещей тишине сжимали кольцо. Стонал раненый штурман. Сопротивляться было невозможно.
Летчикам связали руки и на автомобиле отправили в Кишинев. Допрашивать их вызвался сам комендант и начальник гарнизона генерал-майор фон Девиц-Кребс. Однако к назначенному часу он не явился, и летчиков допрашивал высокий худой человек в форме майора СС. Майор был молод, носил пенсне в золотой оправе. Он спокойно выслушал все, что ему доложили конвоиры.
Затем подошел к Ярлыкову, небрежно толкнул его в плечо и, сильно коверкая русские слова, сказал:
— Ну, давай будем немного побеседовать…
Неожиданно завыла сирена воздушной тревоги. Майор велел увести пленных.
Их заперли в каменном сарае. Где-то рвались бомбы, в небе гудели самолеты, зло и растерянно отвечали им немецкие зенитки.
Наконец был дан отбой, но за летчиками никто не приходил. Темнело. Теплый воздух доносил в сарай пряные запахи весны. Накануне прошел первый, по-настоящему весенний теплый дождь. Клены распускали почки, выбросила первый лист сирень…
Еще несколько часов назад у себя на аэродроме они радовались приходу весны и, конечно, были далеки от мыслей, которые сейчас упорно лезли в голову: «Неужели это все, что было суждено сделать в жизни?», «Неужели конец?», «Ну нет, рано еще…» Ярлыков осмотрел сарай. Стены каменные, потолок добротный. Вершковые доски приколочены прочно — голыми руками не возьмешь. Сел в угол, судорожно обхватил голову: «Думай, Ярлыков, думай!» Встал, зашагал вдоль стены.
Из земли торчит обломок железного обруча. Ярлыков вынул его. Пригодится. Летчик попробовал долбить стену. Штукатурка поддавалась. К полуночи удалось вынуть первый камень. Дальше долбить стало легче.
К рассвету пролом был готов. Оказалось, что стена выходила прямо на улицу. Уличные фонари были погашены, и летчикам удалось уйти незамеченными. Когда взошло солнце, они успели добраться до леса. Шли вдоль дороги Кишинев — Оргеев. В одном месте их обстреляли. Друг Ярлыкова скоро выбился из сил. К вечеру они с трудом добрались до села Грушево. Здесь были немцы. Приземистая хатенка с двумя крошечными оконцами во двор стала их укрытием. Хозяйка — неразговорчивая, убитая горем и нуждой пожилая женщина, мужа которой немцы угнали в Германию, согласилась присмотреть за раненым.
Оставив товарища в Грушеве, Ярлыков вернулся в лес, решил пробираться к своим. Ночью два раза он слышал, как над лесом пролетали советские самолеты. «Может быть, это наша гвардейская, — думал летчик. — Где-то недалеко линия фронта. Одного дня хватило бы, чтобы дойти до своих…»
Весь следующий день Ярлыков провел в воронке от взрыва бомбы. Два сухаря, раздобытые в Грушево, были давно съедены. От голода темнело в глазах, слабели ноги.
Как только стемнело, Ярлыков снова попытался выйти к какому-нибудь жилью. Но сделать этого не удалось. В одном месте он увидел огонь костра и подошел к нему совсем близко, как вдруг услышал немецкую речь. Он отбежал назад и, сделав крюк километра в два, оказался на просеке. Дальше идти не решился. Он снова отыскал воронку, лег в нее и впервые за трое суток заснул.