Личный состав батареи проявил в бою стойкость и храбрость. Мужество и упорство показал огневой взвод старшего лейтенанта Петрова. Петров в течение всего боя находился у орудий, держал в секторе обстрела немецкие танки. Командиры орудий, наводчики, орудийные номера, чувствуя боевую распорядительность своего командира, действовали уверенно и решительно. Именно взвод Петрова и его командиры орудий — старшие сержанты Зубарев и Берегулин, наводчики Тодаров и Васильев первыми выстрелами уничтожили четыре немецких танка и этим ослабили натиск лобовой атаки немецких танков на своем участке… Свой боевой долг выполнил взвод лейтенанта Абрамова, который уничтожил 12 автоматчиков-эсэсовцев и отбил у них пушку.
Долго после этой атаки стояли мы на обороне Шерпенского плацдарма — почти до самого конца лета. А сколько атак, артподготовок, бомбежек и огневых налетов немцев пришлось вынести! Мне непонятно было тогда, чем страшен для немцев был наш плацдарм, почему с таким упорством они стремились ликвидировать его. Понял я это несколько позже.
Были атаки, которые, казалось, могли стать последними. За месяц нашего пребывания на плацдарме оборона была уже капитально оборудована, по всем правилам укреплена. Землянки блиндажи, ровики, ходы сообщения, орудийные площадки с «карманами» в какой-то степени предохраняли нас от огня немцев В общем, все было зарыто в землю.
Помню день 22 июня. Он был солнечным, тихим и на редкость спокойным на переднем крае: ни бомбежек, ни выстрелов, ни взрывов. Но часа в два дня где-то за Пугаченами в небе появилось облако. Вскоре оно приблизилось к нам и, закрыв солнце, нависло над плацдармом. Разразилась небывалой силы гроза — сверкала молния, грохотал гром, ливневый дождь, посыпался величиной с куриное яйцо град. Плацдарм окутался непроглядной мглой. Мы спокойно отсиживались в землянках, блиндажах, надеялись, что стихия продлит передышку. Ведь немцы не любят воевать в такую погоду. Между тем до нас начали доноситься звуки, не похожие на раскаты грома. Поначалу никто не придавал им значения — мало ли что. Но какая-то сила влекла меня из блиндажа. Не успел я выйти из него, как от пулеметной очереди о накат с треском взорвалось несколько разрывных пуль. Так вот оно что: обстрел. Пошел я по ходу сообщения, а вокруг — разрывы мин, снарядов, фонтаны воды, грязи, дыма. Артподготовка или случайный обстрел? Вернуться в блиндаж мне уже больше не пришлось, потому что из хода сообщения в блиндаж хлынула потоком вода и вскоре затопила его. А мы, его жильцы, стояли теперь в траншее по шею в воде с поднятыми вверх автоматами. В общем, очутились мы между двумя огнями — обстрелом врага и бушевавшей стихией. Вскоре немецкие танки медленно вползли в нейтральную зону, приближаясь к нашему переднему краю. Больше всего удивила и поразила нас клубившаяся от движущихся немецких танков пыль. Глазам своим не поверили, как это могло случиться. У нас потоп, а у немцев пыль столбом. Но гадать, конечно, об этом было некогда и ни к чему. Я отдал команду: по танкам, огонь! Дежурное орудие сразу открыло огонь, остальные почему-то молчали. Спрашиваю телефониста: почему молчат орудия? А он в ответ: не работает связь. Сам телефонист в воде, видна только голова. Телефонный аппарат лежит на бруствере в грязи. Телефонист крутит ручку аппарата и, надрываясь, кричит в трубку, но ни командиры орудий, ни командиры соседних батарей, ни штаб полка не отозвались. Связь выбыла из строя и исправить ее было невозможно, так как кабель залит водой. Я по привычке, как это не раз бывало в бою, бросился бежать по ходу сообщения ко второму орудию. Но не тут-то было— не так просто оказалось бежать по ходу сообщения по шею в воде. Попросил ординарца помочь мне выкарабкаться из траншеи на бруствер. Увязая в грязи, добрался до второго орудия и ахнул. Орудие, находясь в так называемом «кармане», полностью залито водой. Другие орудия — тоже. У нас, на плацдарме, так было заведено: все орудия батареи, кроме одного, дежурного, на день опускались в «карманы» — в целях защиты их от огня противника. На ночь же их выкатывали на площадки. И вот теперь расчеты, увязая в грязи, скользя и захлебываясь в воде, вытаскивали орудия из «карманов» на площадки. Но тщетны были их усилия: орудия были неподвижны, защищаться нечем. Батарея осталась с одним орудием, пулеметы и автоматы отказывали в стрельбе, единственная надежда — на противотанковые и ручные гранаты. А танки ползли.
И опять, как не раз уже бывало, сказалась фронтовая выручка. С того берега Днестра, с тех же огневых позиций, с которых наш полк еще 10 мая выручил из тяжелого положения защитников плацдарма, теперь выручили нас. Грянули вдруг залпы тяжелой и гюотивотанковой артиллерии, щитом встал на пути танков огневой заслон. Препятствием для танков стала и непролазная грязь. Чем ближе подходили они к нашему переднему краю, тем больше вязли в грязи, несли потери. Не выдержали немецкие танкисты, дрогнули и, оставив на поле боя несколько машин, отступили.