В боях за Молдавию. Книга 6

Поклонился Петр Матвеевич дорогой могиле, в которой вечным сном спят герои давних, но не забытых пограничных боев земляки-волжане старшина Николай Наумов, сержант Александр Зубов, сержанты Петр Кириллов, Василий Кисленков, Василий Спирин и другие боевые друзья-сослуживцы, павшие при защите родной земли…

С. С. СИДОРОВ, полковник в отставке, бывший редактор многотиражной газеты 25-го погранотряда В ТО ГРОЗНОЕ ЛЕТО

Когда перечитываю письма боевых однополчан, мысленно обращаюсь к событиям 1941 года.

Служил я тогда на границе, был редактором отрядной многотиражной газеты. Субботний день 21 июня выдался чудесный, на голубом небе ни облачка, и это порождало безмятежное настроение.

Но в штабе, политотделе погранотряда, в подразделениях ощущалось напряжение. Командиры, только что вернувшиеся с застав, на оперативном совещании у начальника отряда майора С. М. Фадеева докладывали о том, что на сопредельной стороне, по существу, в открытую готовятся к нападению.

Заместитель начальника политотдела 25-го погранотряда батальонный комиссар К. К. Новиков был краток: бдительность, готовность, мужество — вот главное в создавшейся обстановке. Каждому участнику совещания он вручил «Памятку коммунисту в бою», полученную из политотдела округа.

Выходя из штаба, я встретился с сержантом Борисом Ольховским. Высокий, широкоплечий, с открытым приветливым лицом, мой земляк-ленинградец был известен в отряде как разносторонний спортсмен, один из ведущих игроков отрядной футбольной команды, чемпион части и даже округа по рукопашному бою, боксу и самбо. Я спросил, пойдет ли он вечером на концерт художественной самодеятельности.

Нет, у Бориса намечается серьезное дело. Ввиду крайне опасной обстановки начальник отряда принял решение послать на сопредельную сторону резведчика, а обеспечение этой операции возложил на лейтенанта Г. Малого и на него, Ольховского.

Что было дальше, Борис Павлович рассказал спустя десятилетия в письме, оказавшемся, к сожалению, последним: вслед за ним пришло сообщение о скоропостижной смерти моего старого друга.

«Мы, — писал он, — прибыли на участок 11-й заставы, заранее наметив переброску разведчика в глухом месте, у узкого изгиба реки. Тот был одет под местного парня. С наступлением вечерней темноты благополучно, без помех, переправили его на ту сторону, а сами остались нести охрану этого сектора. Примерно в 00–20 минут 22 июня наш посланец возвратился.

— Завтра, то есть сегодня утром, фашисты начнут войну! — доложил он, отдышавшись.

Лейтенант Малый приказал мне продолжать службу — до подхода наряда с заставы, и тут же вместе с разведчиком помчался в штаб отряда, понимая, что промедление недопустимо…

В 4 часа с румынского берега начался артиллерийский обстрел нашего приграничья. Ко мне прибежал незнакомый боец и доложил, что его в качестве подкрепления направил сюда младший лейтенант Ф. Подуст, начальник 11-й заставы. Ну, думаю, вдвоем веселее, надежнее. Глаз не спускаем с реки, ждем, вслушиваемся в звуки боя, доносившиеся из района 11-й и 12-й застав, теряемся в предположениях, что же происходит, неужели в самом деле война.

Около пяти часов утра позади нас раздвинулись кустарники и появились — ведь такое в сказках разве бывает! — мои друзья, бойцы маневренной группы Саша Мышкин, Леша Романов, Г. Бизяев, М. Хабибулин, а с ними два незнакомых пограничника с заставы, передавших приказ: оборонять этот участок до особого распоряжения…

Не успели окопаться, как смотрим — из густого кустарника, обрамлявшего противоположный берег, вышли пять лодок и плот. Мы изготовились к бою. И как только лодки приблизились к нашему берегу, забросали их гранатами, открыли прицельный огонь. Ни один вражеский солдат не вступил на нашу землю.

После этого противник часа четыре ничем не давал о себе знать. Но нас все больше тревожило положение в гарнизоне кагульских (11-й и 12-й) застав. Там были слышны выстрелы, разрывы снарядов. Я решил послать бойца, чтобы узнать, что там происходит и вообще какова обстановка. Через некоторое время пограничник вернулся, и только теперь мы узнали, что Германия напала на нашу страну и по всей западной границе идут ожесточенные бои.

Начинало смеркаться, когда наблюдатель доложил: слева от нашей позиции появились фашисты. Вот где мне пригодилось давнее умение владеть штыком! Толком я, конечно, не помню, что делал, не потом ребята рассказали, как все это у меня получилось… Нескольких солдат противник не досчитался. Да и друзья мои не подкачали!

На третий день я был ранен. Кровь еле уняли, и все же после перевязки я мог еще сносно стрелять.

Погиб пограничник с заставы, ранило Бизяева, Хабибулина, а потом и Мышкина. Ужасно хотелось есть. Мучила жажда: с трудом держались на ногах. А главное — боеприпасы почти кончились.

Наконец с заставы прибыл сержант и передал приказ младшего лейтенанта Подуста отойти через плавни к Кагулу. Хорошо, что ни у кого из раненых не были повреждены ноги, а то было бы совсем плохо…»