В Большом театре и Метрополитен-опера. Годы жизни в Москве и Нью-Йорке.

В тот наш визит в Европу в 1996-м мы выступили в Праге с той же программой, что и в Вене. Наш концертмейстер Реймонд Гневек встретил знаменитого чешского скрипача Йозефа Сука – внучатого племянника самого Антонина Дворжака. Сук сказал Гневеку, что в своей жизни он не слышал лучшего исполнения 6-й Симфонии Дворжака, чем наше. Публика, однако, мне показалась совершенно другой, чем она была в 1973 году. Может быть, смена поколений за 23 года повлекла такие изменения, может быть, что-то вообще поменялось в жизни чешского общества с его таким важным в прошлом культом камерной и симфонической музыки. Но после Вены пражская публика казалась совершенно «непробиваемой», абсолютно недосягаемой для исполняемой нами музыки. Успех был весьма средним, если не сказать вялым. И это буквально на следующий день после Вены! Действительно, что-то очень значительное произошло в чешских землях, если музыка перестала вызывать в душах людей то, чем была славна всегда во все века именно пражская публика. Это было очень грустно. Когда мы прилетели в Женеву, то как бы возвратились домой – знакомая реакция публики, полное ощущение адекватной реакции и эмоциональной отдачи слушателей после исполненной программы. Не хотелось верить, что западная Европа так отличается от восточной, хотя возможно такие широкие выводы на основании лишь одного концерта и нельзя было делать… Но и Женева и симпатичный Баден-Баден подтвердили эту огромную разницу в восприятии музыки, хотя Дворжак национальный словацкий композитор! Правда, словацкий, но не чешский! Для Праги, возможно, это имело значение, но уж Гершвин-то был американцем и «заводил» любую публику в любом уголке мира! Нет, в Праге тогда музыкального единения с публикой не произошло.

* * *

Самым последним моим туром с оркестром МЕТ был выезд в 2002-м году в Европу по европейским музыкальным фестивалям. То лето было неспокойным – большие наводнения крупнейших рек принесли много неприятностей странам центральной Европы. Не миновала погода и наше путешествие, когда мы находились в Зальцбурге. Река Зальцах выше города во многих местах вышла из берегов и в город даже были введены воинские части, спешно укладывавшие мешки с песком вдоль набережной по обеим сторонам реки. Конечно, это бы почти никак не помогло в противостоянии стихии, но к счастью, дожди прекратились, движение по пешеходным мостам было открыто и мы снова могли получать удовольствие от очередного визита в «город Моцарта». Чудесные кафэ, отличные сувенирные и иные магазины, превосходный театр и концертный зал – всё было великолепным и способствовало нашим успешным выступлениям. Играли мы там Вторую Симфонию Брамса, снова Сюиту Гершвина «Американец в Париже», и, хотя публика была в основном туристской, всё равно выступать в этом городе было, как и всегда исключительно приятно. В тот последний мой тур мы побывали также в Висбадене, Гамбурге, Бремене, Баден-Бадене, и закончили свои выступления в Люцерне. Этот город имеет свою историю особых отношений со знаменитыми музыкантами. Там жил Вагнер, во время своего первого изгнания, во второй половине 30-х годов построил свой дом С.В.Рахманинов, там жил А. Онеггер. И.Ф. Стравинский обитал в Кларенсе. Швейцария был родиной таких крупнейших композиторов XX века, как Эрнст Блох и Франк Мартин.

Люцернский летний фестиваль обязательно посвящён, хотя бы частично, самой современной музыке и часто последним музыкальным новинкам. Левайн не привёз музыкальных новинок, но предложил местной публике в своей программе после классики опус авангардиста Джона Кейджа. Его манера письма совершенно отлична от общепринятой. Она часто напоминает какие-то схемы, где мелькают крохотные кусочки нотного стана, и на них такие же микроскопические ноты, фактически без длительности, но часто с обозначением способа исполнения данной ноты. Например: древком смычка, пиццикато левой рукой, пиццикато правой рукой с обратным ударом струны по грифу, то есть с большой оттяжкой струны и т. д. Всё это зафиксировано в определённом выражении времени — иногда секунд, иногда минут, а иногда вообще без указаний времени исполнения и, естественно, без метроритма. Одним словом, каждый раз подобные опусы требуют чтения инструкции к исполнению и объяснений дирижёра – из-за отсутствия традиционного нотного стана, тактов, ритмических структур и т. д.