Читаем "В борьбе неравной двух сердец" полностью

В 1913 году покончил с собой поэт Виктор Гофман, двадцати с лишним лет от роду. В том же году застрелился двадцатидвухлетний гусар, корнет, поэтВсеволод Князев, главный герой ахматовской „Поэмы без героя“, один из любовников Михаила Кузмина, посвятившего своему „партнёру“ стихотворенье с эпиграфом „В. К.“ и с раздирающими душу строчками: „Тобой целованные руки сожгу, захочешь, на огне“. В. Князев застрелился якобы из-за безответной любви к любимице Ахматовой танцовщице О. Глебовой-Судейкиной. Однако ему же посвящал свои стихи и Георгий Иванов, друг поэта Георгия Адамовича, о которых А. Ахматова, видя их идущих под ручку по Невскому проспекту, недвусмысленно шутила: „Вот идут „жоржики“!“ О подобной парочке — М. Кузмине и Ю. Юркуне она язвила подобным же образом: „Вот идут юрочки“. Однако тот же Кузмин написал предисловие к первой книге Ахматовой „Вечер“ (1912 г.). И она была весьма ему благодарна, поскольку гомосексуализм в среде питерской элитарной интеллигенции пороком не считался и даже был в моде. Недаром же в „Поэме без героя“ — через тридцать лет! — Ахматова скажет о Кузмине с благосклонным чувством: „общий баловень и насмешник“, который, по её же словам, „вероятно, родился в рубашке, он один из тех, кому всё можно. Я сейчас не буду перечислять, что было можно ему, но если бы я это сделала, у современного читателя волосы бы стали дыбом“ (из ахматовских комментариев к „Поэме без героя“, сделанных в 1961 году).

В том же 1913 году свела счёты с жизнью ровесница В. Князева поэтесса Надежда Львова, любовница В. Брюсова, подарившего ей в припадке морфинистического помрачения не что-нибудь, а браунинг.

В том же роковом 1913 году повесился в психиатрической лечебнице ещё один талантливый поэт Серебряного века граф В. Комаровский (которому Ахматова посвятила стихотворение), издавший в год своего самоубийства книжку „Первая пристань“. Его стихи высоко ценил один из кумиров поэтической молодёжи той эпохи Николай Гумилёв.

Содомит и одновременно поэт И. Казанский опять же в 1913 году издал книгу стихотворений „Эшафот“ с эпиграфом: „Моим любовникам посвящаю“. Георгий Иванов, трогательно опекавший эту „ветвь“ молодой поэзии, писал о стихах Казанского: „Это самые блистательные и самые ледяные русские стихи“.

В каждое из 20 стихотворений уникального „Эшафота“ были „вмонтированы“ имена половых партнёров поэта. Книга вышла под псевдонимом „Иван Игнатьев“. Но вскоре автор, желая доказать обществу, что он мужчина нормальной сексуальной ориентации, женился, а после первой брачной ночи собрал гостей, осушил бокал шампанского, вышел в спальню и полоснул себе горло вошедшей тогда в моду бритвой „Cillett“. (Они же все следили за модой.) Велимир Хлебников посвятил несчастному грешнику стихи: „И на путь меж звёзд морозных полечу я не с молитвой — с окровавленною бритвой“. Перед смертью у Игнатьева случился последний роман с молодым поэтом Василием Гнедовым (1890 г. рожд.), который печатался под псевдонимом Жозефина Гант Д’Орсайль, взяв в качестве псевдонима имя супруги Наполеона Бонапарта. Одновременно с „Жозефиной“ любовником Ивана Игнатьева (Казанского) был поэт Стефан Петров, публиковавшийся под не менее звучным псевдонимом Грааль Апрельский. Первая его книжечка называлась весьма вызывающе: „Голубой абажур“ (1911 г.). Он, видимо, был не бездарен, если Александр Блок откликнулся на издание „Голубого абажура“ письмом автору, в котором писал: „Книжка Ваша многим мне близка. Вас мучат также звёздные миры“... Петров, в отличие от многих своих „сотоварищей по сексу“, руки на себя не наложил и „пострадал“ лишь в 1934 г., когда в Уголовный кодекс СССР была включена статья, наказывающая за педерастию, которая в среде поэтов и революционеров прижилась настолько, что до Сталина дошли достоверные сведения о „дореволюционных связях“ министра иностранных дел Советской России Г. В. Чичерина с кумиром содомитов поэтом Михаилом Кузминым. В 1916 году покончил жизнь самоубийством поэт, член РСДРП Лозино-Лозинский, застрелился свояк В. Брюсова (муж его сестры) Самуил Киссин (псевдоним „Муни“), приняла лошадиную дозу цианистого калия Анна Мар, автор широко нашумевшего в те годы романа „Женщина на кресте“, главными героинями которого были садистки, мазохистки и лесбиянки. Роман переиздавался несколько раз и лёг в основу фильма „Оскорблённая Венера“. Талантливое дитя Серебряного века Георгий Иванов хорошо знал нравы своей среды, когда писал: „Стал нашим хлебом цианистый калий“. Он же, видимо, испугавшись нарисованной им самим картины, в другом стихотвореньи грех самоубийства опустил до карнавально-развлекательных ритуалов:

Конечно, есть и развлеченья:Страх бедности, любви мученья,Искусства сладкий леденец,Самоубийство, наконец.
Перейти на страницу:

Похожие книги

Мохнатый бог
Мохнатый бог

Книга «Мохнатый бог» посвящена зверю, который не меньше, чем двуглавый орёл, может претендовать на право помещаться на гербе России, — бурому медведю. Во всём мире наша страна ассоциируется именно с медведем, будь то карикатуры, аллегорические образы или кодовые названия. Медведь для России значит больше, чем для «старой доброй Англии» плющ или дуб, для Испании — вепрь, и вообще любой другой геральдический образ Европы.Автор книги — Михаил Кречмар, кандидат биологических наук, исследователь и путешественник, член Международной ассоциации по изучению и охране медведей — изучал бурых медведей более 20 лет — на Колыме, Чукотке, Аляске и в Уссурийском крае. Но науки в этой книге нет — или почти нет. А есть своеобразная «медвежья энциклопедия», в которой живым литературным языком рассказано, кто такие бурые медведи, где они живут, сколько медведей в мире, как убивают их люди и как медведи убивают людей.А также — какое место занимали медведи в истории России и мира, как и почему вера в Медведя стала первым культом первобытного человечества, почему сказки с медведями так популярны у народов мира и можно ли убить медведя из пистолета… И в каждом из этих разделов автор находит для читателя нечто не известное прежде широкой публике.Есть здесь и глава, посвящённая печально известной практике охоты на медведя с вертолёта, — и здесь для читателя выясняется очень много неизвестного, касающегося «игр» власть имущих.Но все эти забавные, поучительные или просто любопытные истории при чтении превращаются в одну — историю взаимоотношений Человека Разумного и Бурого Медведя.Для широкого крута читателей.

Михаил Арсеньевич Кречмар

Приключения / Публицистика / Природа и животные / Прочая научная литература / Образование и наука
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное / Биографии и Мемуары / Документальная литература