– Что?! Спеть? Показать фигу? Накормить капустой? Потому как магия на этих тварей почти не действует! Малфой, я тебя не узнаю. Обычный ты – осторожный и продуманный Хорь!
– А ещё можно поднять Левиосой дубинку и уронить её троллю на башку, – задумчиво сказал Гойл. – Нет, Тео, это один лабиринт. Только самые трудные участки репетировали заранее. И Драко прав – тролль порченый. Идём?
Крэбб поёжился и пожал плечами. Нотт вздохнул и перехватил палочку в левую руку.
– Лезем на мётлы, – сказал он. – Надеюсь, потолок там высокий.
Выскочив из уютных, спокойных и безопасных подземелий, Гарри мигом почувствовал себя той самой несчастной змеёй на дуэльной площадке: шипи, плюйся ядом, а Секо тебя не минует. Страшно было – жуть.
«Страшно! – осенило Гарри. – Слава Мерлину, я трус!» Он притормозил, прислонился к стене, сосредоточился и «сломал» блокировку на браслете. «Мне страшно, – отстукивая зубами ритм своего бешено колотящегося сердца, подумал герой магической Британии. – Убирайтесь с дороги все!»
Поттер вновь помчался по пустым коридорам, и никто ему не встретился. Надо думать, подарок Дадли распугал и Филча, и дежурных префектов, и прочих любителей ночных прогулок. Что префекты, даже портреты покинули свои рамы, чему Гарри мимолётно порадовался: слизеринцы поголовно были убеждены, что портреты в коридорах шпионят на директора.
Движущиеся лестницы тоже будто прониклись важностью момента и замерли неподвижно. Хотя, кто их знает, может быть, они как магловские эскалаторы в супермаркетах отключались на ночь. Гарри не вникал – это была его первая ночная вылазка за пределы спальни. Дай Салазар, последняя.
Он добежал до входа в Запретный коридор и на минутку остановился, чтобы перевести дух:
– Надеюсь, церберы боятся браслетов, иначе мне кранты.
Поттер вознёс короткую и нецензурную молитву Основателям и решительно толкнул Ту Самую Дверь.
То, что цербер мёртв, он понял сразу. Какое счастье, туда твари и дорога.
Уизел валялся без сознания, это Гарри тоже понял сразу и от души пнул рыжего под рёбра. Тащить девочку в пасть церберу – да за это убить мало!
Он упал на колени рядом с лежавшей без чувств подругой и принялся легонько её тормошить:
– Гермиона, очнись! Пожалуйста, мне нельзя сейчас тратиться! Очнись!
Упала подруга довольно удачно, небольшая ссадина на скуле не в счёт. Зато нет ни вывихов, ни переломов. Не то чтобы Гарри хоть как-то давались диагностические заклятия, но он чувствовал, что всё в порядке.
– Чем же они тебя приложили? Ступефай? Петрификус? Эту бы силищу, да на что полезное… Гермиона!
Грейнджер тихо застонала и приоткрыла глаза:
– Гарри? Что ты здесь делаешь?
– Тот же вопрос! – рявкнул Поттер. – Ведь я же предупреждал! Упрашивал! Лежи спокойно, всё в порядке, цербер сдох. Лежи, говорю!
Не слушая вялых протестов, Гарри обшарил бессознательного Уизела, нашёл пару шоколадных лягушек и заставил Гермиону проглотить их.
– Я даже ничего не успела понять… О, Гарри, он наверняка уже там! Нужно спасти камень!
«Он? Четверо вообще-то. Ах да, ведь Гермиона не успела их разглядеть и решила, что нападавший был один» – подумал Гарри, а вслух сказал: – Побудь здесь. Я посмотрю, что там такое, и сразу же вернусь, хорошо? Лонгботтом где?
– Я не знаю, Гарри. Он… – Гермиона замялась, её глаза налились слезами, и она прошептала тихо-тихо: – Он невидимка.
– Чего?!
– Когда он напал на нас, Невилл был в мантии твоего отца. В мантии-невидимке.
Поттеру потребовалось не меньше минуты, чтобы сообразить, кого здесь считают его отцом, а также освежить в памяти письмо Карлуса Поттера, сокрушавшегося об утрате самого ценного семейного артефакта.
В другое время Гарри непременно расспросил бы Грейнджер о том, как мантия очутилась у Лонгботтома, но нужно было торопиться. Для очистки совести он громко крикнул:
– Пупс, если ты меня слышишь, отзовись!
Из самого дальнего угла раздался слабый стон. Поттер вскочил с колен, обошёл тушу цербера, стараясь не наступить в лужу тёмной крови, и оторопело замер. Стон повторился, но в этой части комнаты никого не было.
– Лонгботтом?
Снова стон, погромче. Да, похоже, мантия-невидимка существовала не только в сказках барда Бидля. Гарри осторожно двинулся вдоль стены и через несколько шагов споткнулся обо что-то мягкое и увесистое.
– Пупсик, ты?
Он вновь опустился на колени и зашарил руками по невидимому телу, с головы до ног обмотанному какой-то гладкой и прохладной тканью. Тело затрепыхалось, бубня что-то невнятное.
– Спокойно, это я, Поттер. Выпутывайся, ниндзя.
Гермиона захихикала, и Гарри тоже невольно улыбнулся. Лонгботтом, пыхтя и сопя, освободился от мантии, расфокусированным взглядом уставился куда-то за спину Поттеру, а потом встрепенулся и запел.
– Довольно паршиво, – оценил его вокал Гарри и пощёлкал пальцами перед пупсиковым носом. – Сюда смотри. Цербер сдох, ему кто-то глотку перерезал. Поэтому заткнись и слушай.
Невилл с усилием перевёл взгляд на руку Гарри и густо покраснел:
– Я… М-мы… Там С-снейп…
– Заглохни, я сказал!
– Гарри Джеймс Поттер!