В борьбе с большевизмом

Имя графа было слишком популярно, чтобы тяжелое положение его прошло бы незаметно. Не только русские сердца дрогнули в тревоге за участь графа, но даже бывшие враги его по войне – германцы[72] сочли своим долгом приложить все меры к его спасению. План был разработан, успех его был гарантирован. От графа требовалось только снять погоны и шашку, но он, никогда не шедший на компромиссы ни со своей совестью, ни со своими убеждениями, от этого твердо отказался. План рухнул. Участь графа была решена.

Несколько дней спустя он был арестован и в ночь с 20 на 21 декабря расстрелян на Софийской площади у памятника Богдана Хмельницкого.

Хотя граф и сознавал, что смерть его неизбежна, но и тут, как всегда в минуту опасности, самообладание не покинуло его, даже и арестованный, он смотрел с таким презрением на окружающих его петлюровцев, что они невольно проникались трепетом и уважением к этому колоссу, выказывавшему перед смертью такое беспредельное мужество. Граф Келлер был убит одиннадцатью выстрелами в спину. Видимо, духовная мощь его была так велика, что ни один из убийц не мог вынести его взгляда.

Вместе с графом были убиты петлюровскими палачами полковник Пантелеев и ротмистр Иванов.

Так доблестно жил и так трагически погиб этот поистине замечательный военачальник и один из выдающихся и благороднейших людей нашего времени. Безгранично любя свою родину, он остался ей верен до последнего часа и мученической смертью увековечил в истории свое славное имя, которое останется навсегда примером чести, доблести и долга.

Ниже я привожу собственноручный дневник генерала графа Келлера, который он вел в течение 10 дней перед своей смертью.

Дневник генерала от кавалерии графа Феодора Артуровича Келлера.

Этот дневник был написан графом во время своего заключения в Михайловском монастыре и передан им Елене Николаевич Бенуа, посетившей заключенных накануне их расстрела. Вместе с генералом графом Келлером были расстреляны его адъютант полковник Андрей Андреевич Пантелеев и штаб-ротмистр Николай Николаевич Иванов.

«11 декабря н. ст. на так называемом фронте, т. е. перед Киевом по линии, на которой растянуты, редкою цепью постав и застав, караулы от Сердюкской дивизии и добровольческих дружин, спокойно. Судя по газетам тоже полное благополучие, но в городе население тревожится, да и есть отчего, принудительный набор дал очень незначительное число новобранцев: вместо ожидаемых десяти – двенадцати тысяч – не более пяти – шести, да и то на половину жидов. Большинство призванных не скрывают, что они драться не желают, т. к. придется выступать против своих братьев и родственников, набранных Петлюрой в окрестных с Киевом деревнях. Да и не будь подобного настроения – что делать с необученными, недисциплинированными людьми, обучать их некогда, а вести в бой необученными – и преступно и глупо. Если бы дело еще шло о защите города от большевиков, или о спасении Родины, то что делать, – но все склоняется к тому, что Скоропадский только думает о спасении своего положения и для этого готов пожертвовать и добровольческими дружинами, и призванными обывателями. Что такое петлюровцы – не знаю, но по слухам у него много старых солдат, следовательно должна быть кой-какая дисциплина, лишь бы он сумел справиться с теми бандами, которые примкнули к его войскам и удержать их от грабежа и насилия. О том, чтобы отстоять город – и думать нечего, т. к. по дошедшим до меня слухам из штаба, там стоит полная растерянность и кажется вся деятельность выражается в том, что составляются штаты для будущих формирований целых армий и корпусов, хотя, конечно, никто в эти формирования не верит.

Мои хозяева, милые, гостеприимные Коптеловы, сильно тревожатся, особенно их больше и больше озабочивает мое присутствие в их доме, это заметно, хотя они сами об этом тщательно умалчивают. Делать нечего – пора мне искать квартиру, надо переезжать в помещение, занятое до сих пор в гостинице “Прага” под бюро Северной армии.