В борьбе за Белую Россию. Холодная гражданская война

Я только что вернулся из поездки по Западной Европе, включая Францию. Чего Судоплатов не учел, это того, что такое задание я никогда не принял бы. Правда, во время операций на оккупированной территории мне пришлось застрелить немецкого солдата, но это было необходимо, иначе ему удалось бы убежать от нас, выдать нас карателям, и не только наш отряд, но и вся деревня, приютившая нас, были бы уничтожены. И это была война, когда законы совести — другие. Я уверен, что генерал думал об этом военном эпизоде, когда через Игнатова назвал Сталину мою фамилию. Эта ошибка поставила Судоплатова в исключительно опасное положение.

С документами на имя одного, искусственно созданного для меня австрийца Хофбауера, произошли некоторые неприятности во время таможенного контроля при моем возвращении в Австрию из Швейцарии. Но такие инциденты были обычным явлением в жизни и деятельности австрийских коммерсантов, роль которого я играл. В то время я уже пытался уйти из разведки и преувеличил значение этого мелкого инцидента. Судоплатов не знал, что я всё уладил с австрийскими властями, хотя и не доложил об этом моим начальникам.

Поэтому, отдавая мне приказ о ликвидации «человека в Париже» (он не назвал имя намеченной жертвы), генерал сообщил мне, что его службе удалось получить подлинный швейцарский паспорт и к Хофбауеру я не буду иметь никакого отношения. Но я категорически отказался от задания. Такой поступок в обычных условиях означал бы расстрел и ссылку моей семьи.

Но решение об отказе я принял вместе с моей женой — Еленой Хохловой, и мы были готовы идти на любой риск. Тем более, что условия были далеко не обычные, и мы это понимали. С известной точки зрения Сталина, генерал, как мой многолетний начальник и в какой-то степени — ментор, отвечал за мою лояльность головой. Если бы он открыл настоящую причину срыва операции, мы погибли бы, но не только карьера Судоплатова была бы закончена, но и он сам вряд ли уцелел бы. И генерал решил солгать безжалостному хозяину. Невероятно, но это было именно так. Он заявил Сталину, что, как внезапно выяснилось, мои австрийские документы не могут быть использованы для передвижения по Европе из-за досадного инцидента с таможней. Ложь исключительно опасная, но генерал, видимо, ничего другого придумать не смог. Однако эта примитивная ложь сработала — жизни генерала, моя и моей семьи, да заодно и Керенского были спасены.

— В 1954 году в Москве принимается решение о ликвидации главы Закрытого сектора НТС Г. С. Околовича. Кто принимал это решение, почему в Политбюро так боялись НТС и какая роль в этой операции была отведена вам?

— Решение о ликвидации Околовича было принято лично Хрущевым, и он вынес его на Политбюро. Хрущев тогда старался создать образ активного и энергичного деятеля, целя на место Маленкова, в то время генерального секретаря. Политбюро единогласно утвердило творческое предложение Хрущева потому, что после восстаний в «народных демократиях» и поимки нескольких людей Околовича на территории Советского Союза, вожди очень опасались, что россияне в конце концов проснутся и Полибюро придется так же, как их коллегам в Восточной Германии, удирать в панике куда попало. Решение было принято в конце лета 1953 года.

Хрущев вообще забирал в то время органы безопасности в свои руки. Ненавидя Судоплатова за его откровенные высказывания о руководящей роли Хрущева в террористических акциях «органов», кандидат в генсеки выдвинул Панюшкина на роль шефа разведки и в тесном контакте с ним разработал план устранения Околовича.

Главные трудности были в подборе надежных и опытных агентов и кадрового разведчика для организации и контроля зарубежной части операции. Заместивший Судоплатова полковник Студников по каким-то мне неизвестным причинам решил, что Хохлов, хорошо знакомый с Западной Европой и много раз там бывавший, подойдет к такому назначению. Я думаю, что полковник Мирковский, Герой Советского Союза и мой непосредственный начальник по работе в Австрии, рекомендовал меня. Бедному Мирковскому, очень хорошему и честному человеку, пришлось потом дорого заплатить за свое доверие ко мне. Но я знал, как Мирковский презирал деятельность спецслужбы, называя всех нас, и себя в том числе, «мусорщиками революции». Он, наверное, испытал облегчение, когда в 1954 году, после провала операции, ему предложили уйти в отставку. Уверен, что Мирковский был в какой-то степени этому рад.

Мне передали все секретные материалы но НТС, имеющиеся у «органов». Из многочисленных и толстенных папок возникал коварный и зловещий образ опасного и активного врага советской власти. Позже, уже на Западе, я понял, что чекисты умышленно преувеличили угрозу со стороны НТС, чтобы получить больше полномочий, должностей и денег на борьбу с этой вражеской организацией. Я, однако, увидел в документах и что-то другое.