В сложной обстановке А. Н. Матюшенко шел за массой, подчиняясь ее колебаниям. Но и социал-демократы даже не пытались сосредоточить в своих руках полноту власти. Среди них были герои (например, С. А. Денисенко, Е. К. Резниченко, В. П. Кулик, В. З. Никишкин и др.), но не было вождей. Такой вывод подтверждается свидетельством инженера-механика А. М. Коваленко, который отмечал, что среди руководителей восстания особыми организаторскими талантами никто не выделялся. Слабость партийного руководства особенно проявилась в отказе матросов поднять на броненосце сразу после восстания Красное знамя революции, поскольку тогда это требование членов РСДРП еще не было утверждено большинством команды. Оценивая подобные ситуации, В. И. Ленин писал, что у вожаков военных восстаний 1905 г. «не было уменья взять руководство в свои руки, стать во главе революционной армии и перейти в наступление против правительственной власти»{129}. Одесский большевистский комитет РСДРП ввиду своего тяжелого положения не смог оказать необходимой помощи потемкинцам. Отсутствие твердого руководства восстанием при наличии в команде контрреволюционных элементов и массы политически несознательных привело к тяжелым последствиям.
Командиром броненосца матросы назначили штурмана прапорщика Д. П. Алексеева. Он упорно отказывался, но матросы считали, что даже революционным кораблем должен командовать обязательно офицер, и заставили Алексеева принять командование. Сам бывший матрос, он неплохо относился к команде, и видимо, этим объясняется выбор его кандидатуры. В дальнейшем Д. П. Алексеев не играл никакой роли в управлении броненосцем, который вели сами матросы. Все [52] 11 дней восстания Алексеев пролежал на диване в кают-компании, а в критические моменты занимался вредительством, используя свое положение командира{130}.
Старшим офицером назначили боцмана Ф. В. Мурзака{*9}.
Вечером 14 июня состоялось первое заседание комиссии, которое разработало тактику восставших на ближайшее время. По воспоминаниям И. А. Лычева, еще задолго до восстания потемкинцы осуществляли связь с большевистским Одесским комитетом РСДРП через матроса П. В. Алексеева{131}. Поэтому комиссия сочла необходимым немедленно связаться с Одесским комитетом и просить его известить Севастопольский комитет РСДРП и революционные организации на кораблях о восстании «Потемкина». Решили прежде всего обеспечить броненосец полным запасом угля и провизии. Кроме того, постановили составить протокол о событиях на Тендре, снять свидетельские показания с офицеров, проверить наличие денег в судовой кассе, составить обращение к солдатам и казакам с призывом присоединиться к «Потемкину», поручить организацию похорон Г. Н. Вакуленчука одесским рабочим, открытой борьбы за власть в Одессе не начинать до присоединения остальной эскадры{*10} {132}. Решение комиссии об установлении связи с Одесским комитетом РСДРП являлось абсолютно необходимым и правильным. Но пассивная тактика отказа от захвата города до прихода эскадры сводила на нет все значение прибытия восставшего корабля в бастующую Одессу. Принимая такое решение, потемкинцы не учитывали, что это [53] может нанести ущерб революционному порыву одесских рабочих и той части солдат гарнизона, которая сочувствовала бастующим.
Рассматривая потемкинское восстание, историки, как правило, ограничиваются указанием на существование на корабле революционного порядка, не показывая, в чем он выражался, и не подтверждая его фактами. Из источников видно, что судовая комиссия и сами матросы поддерживали на корабле строжайшую дисциплину {*11}, что признавали даже враги восстания. Ежедневно убирали броненосец, мыли палубу, проверяли механизмы, проводили смотр боевой готовности. Сохранился весь устав корабельной жизни. Судовая комиссия установила на корабле свободу совести, и первое время матросы даже собирались на молитву. Исполнялись все положенные по уставу молитвы, кроме «Спаси, господи»{133}, в которой содержалось пожелание побед царю. После этого обычно устраивался митинг.
Все матросы добросовестно относились к своим обязанностям. По решению команды фамилии провинившихся в чем-либо должны были обнародоваться на общих собраниях. Этого оказалось достаточно для предотвращения возможных нарушений дисциплины и постановлений комиссии. Для злостных нарушителей предполагались исправительные работы на четыре часа в кочегарке{134}.