В борьбе за свободу

После завершения потемкинской эпопеи царские власти стали вершить суд и расправу над участниками восстания. 30 июня начался судебный процесс над прутовцами. Он проходил под Севастополем в Киленбалке в помещении ангара для аэростатов. Район ангара на пять верст в четыре ряда оцепили солдаты. Два миноносца охраняли вход в бухту. Суду были преданы 44 человека, хотя известно, что в восстании участвовала почти вся команда «Прута». Объяснение этому содержится в письме председателя суда, военно-морского прокурора полковника Ю. Э. Кетрица главному военно-морскому прокурору тайному советнику К. Ф. Виноградову. «На «Пруте», - писал он, - было 152 ружья, все разобранные бунтовщиками по рукам, и по делу выяснено, что еще больше было бунтующих, принимавших в восстании деятельное участие, так что 44 человека, преданные суду, были только случайно вырваны (вероятно, для скорости) из общей массы виновных» {446}.

Самодержавие поспешило расправиться со своими главными врагами. Суд приговорил Александра Михайловича Петрова, 23 лет, Ивана Ферапонтовича Адаменко, 24 лет, Дмитрия Матвеевича Титова, 25 лет, и Ивана Арефьевича Черного, 27 лет, к смертной казни; 16 матросов - к каторге; одного - к отдаче в исправительные арестантские отделения; шестерых - к отдаче в дисциплинарные батальоны и одного - к аресту. Остальных оправдали за отсутствием прямых доказательств революционной деятельности, поскольку на суде матросы держались стойко и старались не выдавать друг друга{447}.

Военно- морской прокурор полковник И. И. Александров опротестовал решение суда как слишком мягкое [157] и фактически упрекнул суд в пособничестве обвиняемым, заявив, что председатель суда Ю. Э. Кетриц намеренно затянул чтение приговора до десяти минут первого ночи 30 июля -дня рождения наследника престола. Последнее обстоятельство давало повод для ходатайства о замене смертной казни другим наказанием. Защитники подсудимых Г. Куперник и Л. Я. Резников действительно воспользовались этим и послали телеграмму царю с просьбой о помиловании. Николай II предоставил окончательное решение адмиралу Г. П. Чухнину, который не только утвердил приговор, но еще и подал 1 августа рапорт морскому министру А. А. Бирилеву с жалобой на суд. Адмирал жаждал крови. Он писал: «С судом над бунтовавшими командами Черноморского флота ничего назидательного для команд не выходит… К суду за участие в бунте на учебном судне «Прут» было привлечено 43 человека… хотя принимали участие в бунте, конечно, сотни. Дело было так ведено, что и из этих… 15 человек совершенно оправдано. Что же делать с остальной командой, значит, ее уж надо безусловно оправдать… Суд не считает участием в бунте тех из нижних чинов, которые были с ружьями, считая, что это не есть доказательство участия в бунте. Какого же доказательства надо, ведь никто не скажет, что взял ружье, чтобы убивать… То же явление, конечно, будет и при суде над зачинщиками бунта на броненосце «Георгий Победоносец», командой броненосца «Синоп», миноносца № 267…» Чухнину было мало смертей, он требовал еще больше суровых наказаний{448}, хотя царский суд никогда не отличался мягкостью при вынесении приговоров революционерам.

24 августа в пять часов утра на Длинной косе у Михайловской крепости приговор был приведен в исполнение. Расстреливали осужденных три взвода матросов-новобранцев, отобранных с разных кораблей. На молодых матросов были в свою очередь нацелены винтовки солдат Литовского полка, но некоторые из них просили матросов не стрелять… На осужденных надели холщовые мешки и завязали глаза. Перед залпом Д. М. Титову удалось сорвать повязку. Он встретил смерть с открытыми глазами. Моряки умирали героями. Присутствовавший при расстреле священник рассказывал: «Они шли на казнь, как на танцы… веселые, бодрые, жизнерадостные». А. М. Петров перед смертью [158] сказал: «Вы этой казнью ничего не сделаете: на место нас станут тысячи!…» {449} Тела казненных положили в два гроба и закопали на Братском кладбище.

После прутовцев судили 75 участников восстания на «Георгии Победоносце». Суд длился с 16 по 26 августа. Руководители восстания Семен Пантелеймонович Дейнега, 27 лет, Дорофей Петрович Кошуба, 26 лет, и Иван Кондратьевич Степанюк, 27 лет, были приговорены к смертной казни. Остальные - к вечной каторге или каторжным работам на срок от 4 до 20 лет, к отдаче в арестантские исправительные отделения на срок от 3 до 5 лет. Защитники опять просили царя смягчить приговор, и опять Николай II передал дело на усмотрение Г. П. Чухнина. «Милосердие» адмирала было известно - он утвердил приговор, и лишь И. К. Степанюку удалось с помощью адвокатов заменить казнь бессрочной каторгой {450}.