Сначала, сколько мы ни вглядывались в место, на которое нам указывал командир, ничего понять не могли. Потом, точно на картине-загадке в детской книжке, от шалаша сквозь густой лес вырисовалось полукруглое отверстие — «прорез», как его назвал командир. Это был своеобразный, пробитый в лесу тоннель, сквозь который хорошо просматривалась дорога.
— Вон та дорога, — пояснял рассказчик, — идет на раз’езд. От шалаша до нее прямо через лес двести семьдесят пять метров. Здесь Сергеич и решил набить руку нашей молодежи. Он с хорошими дровосеками искусно прорезал вот это отверстие — кое-где спялили деревья, на других обломали ветви, я вот, пожалуйста, в лесу появилась как бы огромная зрительная труба, только без стекол. Когда она была готова, Сергеич привел сюда ребят… Рядом со мной в тот день лежал молодой партизан. Он осетин и до войны работал в колхозе счетоводом. Все почему-то звали его Ваней. День догорал. В лесу было необычайно красиво. Соловьи, насвистывали один другого лучше. Особенно отличался один — он был где-то над нашими головами. Я заслушался его трелью.
Баня шепнул мне:
— Слышишь?
— Что?
— Соловей свистит как?
— Хорошо свистит!
— Как пулемет. Слушай… Вот короткая очередь. Еще короткая… длинная», у-уф на весь диск запустил. Здорово!
Я рассмеялся и снова хотел слушать. Пытался сосредоточиться, но уже не мог… Ждать пришлось недолго. Через несколько минут на дороге появилась группа немцев.
— Идут, — доложил запыхавшийся разведчик.
— Приготовиться, — скомандовал Сергеич, — целиться вон в те толстые ели, не выше и не ниже черных пятен на них.
Огонь!
Залп, еще один. Заговорил пулемет Вани — он обдал немцев струей свинца. Сергеич бросился вперед, и валежник затрещал под его ногами. За ним побежали стрелки.
— Слыхал, как пулемет у меня пел? — спросил Ваня. — Как соловей!
Все вернулись к шалашу, принесли документы немцев, первые трофейные автоматы. Радости не было конца, глаза у всех горели. Оказалось по шести попаданий в каждом немце, только двоим удалось удрать. Значит, стреляли молодые партизаны на отлично. На следующий день здесь нашли себе могилу еще несколько немцев. С тех пор ребята стали рваться в бой. Руку набили. Десятка два провели мы операций после этого, кроме засад. Немцев отучили по лесу шляться. Народ наших сёл повеселел и взялся за оружие: группы самообороны организовались, а из них вырастали новые отряды… Много с той поры воды утекло, но шалаш этот остался памятником первых наших партизанских ночей.
…Мы покинули знаменитый шалаш и возвращались обратно. По узкой тропе навстречу нам шли два молодых партизана в высоких папахах, лихо заломленных набекрень. В воздухе звенели частушки. Увидя нас, парня чинно поздоровались и, подмигнув друг другу, продолжали петь.
Большой и трудный путь прошли партизаны. И теперь лесные воины — это большая, организованная мощь.
— Вот посмотрите, я в разное время записал в свой дневник текст двух неотправленных писем.
Василий Андреевич раскрыл нам свою об’емистую тетрадь на одной из первых страниц. Мы прочли: «Дорогая, здесь нет уже войны. Война кончилась. Мы здесь хозяева, и жизнь наша в полной безопасности. Правда, говорят, в лесу появляются какие-то партизаны. Но это одиночки. Мы их скоро выловим…». Письмо написано Альфредом Вернером из Гамбурга. Оно датировано октябрем 1941 г.
— Теперь другое послание, командир перевернул листы, и на одной из последних страниц тетради мы прочли: «Сегодня я был с моей ротой в лесу. Я вернулся живой, мое счастье мне пока не изменило. Завтра надо итти на другой участок, тоже в лес. До каких пор я буду испытывать судьбу? Раз мы находимся здесь, то от судьбы не уйдешь. Никто у вас не представляет себе, как страшны эти русские партизаны. Здесь идет война, не менее ожесточенная, чем на фронте. Пусть никто у вас не думает, что я нахожусь в спокойном тылу». Это письмо написал фельдфебель Ганс Даускарт из Берлина. Оно датировано февралем 1943 года.
По дороге на аэродром мы вспоминали всё, что видели и слышали за эти дни. В мыслях проносились волнующие картины суровой жизни людей, скрывшихся в лесу, чтобы оттуда ежедневно и ежечасно наносить удары противнику, не давать ему покоя ни днем, ни ночью… Немного позже мы беседовали с руководителем партизан. Мы говорили о тактике партизанской борьбы, и он заметил:
— Собственно говоря, если б это не было секретом, мы смогли бы уже сейчас издать обширный учебник тактики — как бороться в тылу у немцев. В наших действиях очень мало правил и много исключений.
Это был необычайно интересный разговор, о многое из того, что он говорил вам, можно будет предать гласности лишь на другой день после победы, когда опустеет лес, а воин-партизан убьет последнего немца в округе.