В Брянских лесах

Немецкие коммуникации уже давно представали воображению Семена в виде нитей, сплетающихся то здесь, то там в большие и маленькие узелки. Обычно принято считать, что такими узлами являются крупные железнодорожные станции. Но с точки зрения психология подрывника эта возникающая в сознании сеть артерий немецкой армян выглядит иначе. Что могут сделать на большой, оживленной и ярко освещенной станций двое, трое партизан, пришедших из леса? Другое дело мосты. Это и есть узелки в паутине вражеских, коммуникаций. Потяни за такой узелок в нужном месте, и десятки нитей бессильно повисают в пространстве.

Но не всякий мост «подойдет» для этой цели. Лучше всего, пожалуй, если он будет стоять на выходе с большой станции. Тогда, разрушив его, можно создать пробку, надежно закупорить движение на скрещения вражеских линий, образовать сосредоточенный об’ект для бомбежки с советских самолетов.

Такой вот мост и «приглядел» себе подрывник Семен. Он был, правда, небольшой, но находился невдалеке от крупной станции П. Семену и его трем товарищам предстояло действовать под самым носом у немцев.

Но не в этом только заключалась трудность операции. Как незаметно подойти к мосту? — вот над чем ломал голову Семен. Мост был перекинут через небольшую речку, собственно, даже не речку, а ручей. Сразу же из-под моста он покидал низкие берега и разливался по обеим сторонам железной дороги. С того времени, как оттаял лед, здесь раскрылось болото, заросшее кустарником, камышом, водорослями. Опоясывая железнодорожное полотно, оно лежало в низине и отлично просматривалось с моста.

Лес обрывался у самого болота, и Семен, взобравшись на сосну, долго глядел на расстилавшуюся перед ним трясину и горбатый мост, близкий, но пока недосягаемый. Притаившись в ветвях дерева, Семен постепенно сосчитал число немецких охранников. Их было здесь десять, одиннадцать — отделение. У сторожевых будок виднелись стволы пулеметов.

— Ну, посмотрели и довольно. Не в театре! — сказал Семен, спрыгнув с дерева и обращаясь к товарищам. — Теперь пойдем к мосту.

Партизаны стянули свои сапоги веревками, сняли с себя всё лишнее и занялись маскировкой. Спустя час, они стали похожими на водяных из страшных сказок. Люди обмотались водорослями, измазали лица зеленоватой грязью, покрыли головы колпаками, искусно сплетенными из тонких веток с листьями. Оставалось герметически закупорить взрывчатку и повесить ее на себя.

…Сумерки. Всё готово. Партизаны миновали группу последних деревьев леса и, опустившись на землю, поползли к болоту. Семен первым погрузился в густую воду, казавшуюся студнем, настолько она была плотной. Раздались всплески и невероятно шумное чирканье болотистой почвы. Эти звуки показались Семену ударами грома. Погруженный по шею в воду, он пристально вглядывался в фигуры часовых на мосту. Нет, немцы еще ничего не слышали.

Но как двигаться дальше?

Подрывники влюблены в тишину. Треск сучьев, шорох осыпающегося щебня, хруст льда — весь хаос звуков становится невыносимым, когда осторожно, сливаясь с землей, ползешь к объекту. В эти мгновенья хочется стать бесплотной тенью, чтобы избежать прикосновения с материальным миром. Опыт тренирует людей, и подрывники умеют передвигаться бесшумно. Они скользят невидимо и неслышно в благословенном безмолвии, в тревожно дремлющей и готовой каждую минуту пробудиться тишине. Они знают наизусть пеструю гамму звуков и нечеловеческой осторожностью предупреждают их появление. Они слышат только удары собственного сердца, и оно бьет, как метроном. Чем тише вокруг, тем скорее прозвучит оглушительный грохот взрыва. Звук гремящего тола — это единственный шум, радующий сердце подрывника в операции.

И вот — это проклятое чавканье и предательский плеск! Так двигаться нельзя — немцы откроют их намного раньше, чем они сумеют приблизиться к мосту… Что же делать, где выход? Отказаться от намеченного плана? Можно, конечно, взорвать железнодорожное полотно где-нибудь в другом месте, пониже. На мгновенье эта мысль шевельнулась в уме Семена. Он испытующе посмотрел на товарищей. Нет, они бы сами удивились, если б услышали из его уст это предложение. Прогрохотал поезд… Нужно рвать именно здесь — мост!

Всё это Семен обдумывал уже на твердой суше, куда подрывники выбрались для совещания. Оно было странным. Никто не проронил ни слова. Люди посидели молча минут пять — десять, покурили в шапки, чтобы не выдать себя огоньками, и так же молча снова поползли в болото вслед за Семеном. Но теперь он уже знал, что нужно делать, и коротко шепнул об этом товарищам.