В час битвы вспомни обо мне...

Наши бинокли снова были у девушек. Туман не рассеялся, но и не сгустился еще больше. Зрительская масса казалась размытым пятном, это была действительно масса – ни одного четкого силуэта. До заезда оставалось еще несколько минут. Лошади входили в боксы, я разглядел, что жокей Графини был пятном гранатового цвета, кепка у него тоже была гранатовая. Теперь мне будет легче следить за ним на дорожке, раз уж я из-за своей галантности остался без бинокля. Надо будет отделаться от наших дам к пятому заезду, хватит уже стоять тут и ничего не видеть.

– Вы достали ему ту кассету? – мой вопрос застал сеньориту Аниту врасплох.

– Кому? Какую кассету? – удивилась она, и ее удивление показалось мне искренним.

– Вашему шефу. Тот фильм, о котором мы говорили. Вы не помните? Он рассказал, что у него уже была как-то бессонница, за месяц до того, и он включил телевизор, а там шел фильм «Полуночные колокола». Я ему сказал, как этот фильм называется. Он начал смотреть где-то с середины, фильм его очень заинтересовал, и он досмотрел его тогда до конца. Он сказал, что хотел бы посмотреть этот фильм целиком.

– Ах да! – вспомнила Анита. – Правду сказать, я и забыла об этом. Нас всех так беспокоит его бессонница! У него всегда столько дел, и если он, к тому же, еще и в меланхолию будет впадать, то вы же понимаете: все остальное вылетит у него из головы. – Время от времени она употребляла форму множественного числа («нас беспокоит»), но не в том смысле, в каком употребляют ее царственные особы, – наверное, эта форма объединяла множество людей: членов семьи, Сегарру, возможно даже женщину со щеткой и метелкой из перьев, которая в тот день медленно пересекала зал, скользя по паркету на подстеленных тряпках, – старую banshee. – Да он мне и не напоминал, – добавила она, словно извиняясь. Потом задумалась на минуту и сказала: – Хотя, мне кажется, он не забыл, потому что он очень любопытный. Да-да, я припоминаю: тогда он впервые упомянул о «вероломном сне», а теперь он часто это повторяет: «Вероломный сон опять не пришел ко мне этой ночью, Анита», – слышу я от него иногда по утрам. – О чем этот фильм, вы не помните?

– В общих чертах. Старый король Генрих Четвертый не может спать и обвиняет сон в том, что он приходит куда угодно, только не в его дворец, что он милостив к беднякам, и к злодеям, и даже к животным (я не был уверен, что там было про животных, но я решил включить их в этот перечень, раз уж мы были на ипподроме), но отказывается подарить благословенный отдых его коронованной и больной голове. Король умирает, терзаемый воспоминаниями о своем прошлом и мыслями о будущем, в котором ему уже не будет места. И он обращается ко сну: «О ты, вероломный сон!» Вот и все, что я помню. Правду сказать, я лучше запомнил то, что рассказал ваш шеф, чем то, что смотрел сам. Я видел этот фильм очень давно.

Анита задумчиво покусывала губы.

– Да-да, – сказала она, – может быть, вот откуда все пошло. Возможно, именно этот фильм – причина его теперешней бессонницы. Наверное, нужно раздобыть эту кассету, и пусть он посмотрит в конце концов. Я думаю, когда он узнает эту историю с начала и до конца, он перестанет так часто вспоминать ее.

– Возможно, возможно. Попробуйте.

– Спасибо, что вы мне напомнили. У меня это совсем вылетело из головы. Как, вы сказали, фильм называется? – И она быстро вынула из сумочки тот самый листок, на котором были записаны таинственные цифры. – Подержите шляпу, пожалуйста.

– Мне кажется, в тот день вы записали название, – сказал я и снова взял ее шляпу.

– Ай, где я буду искать ту запись! Скажите еще раз.

– «Полуночные колокола», – терпеливо повторил я. – Его снимали в Испании, некоторые эпизоды – прямо здесь, в Мадриде. Достать его будет нетрудно – на телевидении наверняка есть копия.

– Вон они! – воскликнула Лали и тут же начала кричать: – Давай, Графиня де Монторо, давай! – Скандировать такое длинное имя было трудно, лучше было сократить его до «Графини».

Сеньорита Анита быстро спрятала листок в сумочку (так и не записав название фильма) и поднесла бинокль к красивым накрашенным глазам. Она тоже начала подбадривать лошадь криками, но называла ее «Монторо».