В час битвы вспомни обо мне...

– Я, кажется, что-то об этом слышал, когда мы были во Дворце, – сказал я. Я был единственным, кто продолжал держать в руках приборы, хотя есть я тоже перестал. – Примите мои соболезнования. Вы не представляете, как я вам сочувствую. – Последняя фраза была слишком точной и слишком верной («как я радуюсь этой смерти, как я скорблю, как торжествую!»). Я замолчал. Не спросил даже, от чего она умерла (это и раньше-то не имело никакого значения). Я хотел, чтобы они продолжали разговаривать, как раньше, так, словно меня не было рядом, словно я был никем (хотя я был представлен им по всем правилам и назван моим настоящим именем, которое никогда нигде не фигурирует).

Деан допил свое белое вино и, не убирая локоть со стола, снова наполнил бокал. Молчание опять прервала Луиса. Она сказала, не забью постучать по дереву (я видел, как она машинально сунула руку под скатерть, отождествляя слово с действием, – привычный для нее жест: она тоже суеверна, возможно, унаследовала это от своих предков-итальянцев, хотя в Италии стучат, кажется, не по дереву, а по железу):

– Помню, в детстве она не любила, когда на вечеринках мне нравились те же мальчики, что и ей. «Подожди, пока я выберу, ладно? – говорила она, когда мы входили в дом, где была вечеринка. – Подождешь, да? Обещай. Если не пообещаешь, я не пойду», – говорила она. И только когда я соглашалась: «Ладно, договорились, но выбирай быстро», – мы нажимали кнопку звонка. Как старшая сестра она имела право выбирать первой, и я признавала за ней это право. Выбирала она довольно долго, танцевала с несколькими мальчиками и только потом объявляла мне свое решение. Все это время я, замирая, ждала. Кончалось это почти всегда одинаково: она выбирала именно того, кто мне нравился больше всех. Я уверена, что чаще всего она делала это нарочно: старалась угадать, кто мне нравится, а потом выбирала именно его, а когда я протестовала, она начинала говорить, что я во всем ей подражаю, что мне всегда нравятся только те мальчики, которые нравятся ей. И ни разу за вечер не позволяла мне потанцевать с ним. Как бы я ни притворялась, как бы ни старалась скрыть, кто именно мне нравится, мне это никогда не удавалось: она слишком хорошо меня знала и всегда угадывала. Так продолжалось, пока мы не выросли и не начали ходить на разные вечеринки. Хотя, – сказала Луиса, и глаза ее затуманились, как у человека, который по грузился в воспоминания, – в любом случае преимущество было на ее стороне: у нее грудь тогда была больше, чем у меня, а потому она имела больший успех.