— Странная у вас логика! Изменять Родине не стыдились, сапоги Гитлеру лизать не стыдились…
— Ну что ж, добивайте меня, Михаил Федорович!
— Сами себя добили, уничтожили.
— Что мне делать, Михаил Федорович?
— Личное оружие вам немцы доверили?
— Нет.
— Жаль. А то бы пулю в висок. Впрочем, можно под поезд, можно с моста. На крайний случай — веревка.
— Прощайте, Михаил Федорович.
— Не спите, Михаил Федорович?
— Да разве уснешь, Иван Павлович?
— Как будто светает?
— Вроде. Придумали, мерзавцы, окна синей краской замазывать.
— Как в холерном бараке.
После неудачного визита Власова к Гиммлеру в июле 1944 года прошло около двух месяцев. Из канцелярии начальника главного управления имперской безопасности, из штаба главнокомандующего Резервной армии (а Гиммлер получил и эту должность) ни слова о том, когда же рейхсфюрер СС изволит принять присягнувшего на верность фюреру и Великой Германии генерала Власова.
До меня доходили сведения о том, какие меры принимал Власов, чтобы обратить на свою персону внимание «третьего человека рейха», — слал телеграммы с поздравлениями по любому поводу, ночи напролет обсуждал с Адель Белинберг, каким образом склонить «дорогого Генриха» на встречу, ругался с Фердинандом: «Где же ваши связи, господин оберштурмбанфюрер?» Даже, рассказывал мне Закутный, орал на Фердинанда по-русски: «Не люблю трепачей!» А братец молчит. Жаль, видно, сестрицу обижать.
Каждую неделю Власов ездил к Майкопскому — то один, то с Жиленковым. «Главный политический советник» потом рассказывал: «Ой как хочется нашему Андрюше с Гиммлером увидеться! Облизал всего Майкопского: „Друг, помогай, выручай!“ Майкопский, понятно, старается, но и он пока ничего поделать не может, обстоятельства выше его возможностей».
И вдруг — герр Генрих Гиммлер желают видеть герра Власова. Как все они обрадовались! Как обрадовался и заважничал сам Власов!
О подробностях встречи я узнал от Закутного. Он как член «Русского комитета» был приглашен на совещание, которое Власов созвал на другой день по возвращении из ставки Гиммлера.
— Я вам доверяю, господин Никандров, государственную тайну двух государств — Великой Германии и России. Чтобы никому ни слова. Не нравится мне Андрей Андреевич — человек серьезный, а ведет себя несерьезно. Ну что он такое — созвал руководящий состав комитета: меня, Малышкина, Жиленкова, Трухина — одним словом, всех, и вместо порядочного доклада, которого мы от него ждали, он стоит, руки потирает и никак, извините, со своей физиономии не может улыбку убрать. «Теперь, говорит, наше дело в шляпе!» Ну скажите, ради бога, можно так серьезное совещание открывать?! «А вы знаете, герр Гиммлер совсем не такой, как я думал…» А какое дело Гиммлеру, что ты о нем думал! Важно, что он о тебе думает! «Обходительный человек, очень обходительный, в обращении очень даже приятный». И сует нам фото — он и Гиммлер стоят, за руки держатся. «Нас вдвоем сфотографировали, и, представьте, не успели мы беседу закончить — пожалуйста, на память карточка». Спасибо Жиленкову, он Андрея Андреевича немного, слегка одернул: «Карточку мы потом посмотрим, вы расскажите, о чем разговор велся?» Андрей Андреевич рассердился: «Все в свое время, господин Жиленков!» Генералом не назвал, Георгием Николаевичем тоже — господин Жиленков! «Все в свое время». Однако ж помогло, карточку отложил. «Господин Гиммлер сказал, что, по его мнению, отдел пропаганды вооруженных сил не смог организовать русских для совместной борьбы с большевизмом и теперь он сам будет лично руководить всем делом… А практическое руководство возложено на обергруппенфюрера СС Готлиба Бергера. Я его видел… Человек вполне интеллигентный и в то же время решительный…» Я сижу и думаю: «Черт с его интеллигентностью, ты нам про дело расскажи».
Закутный говорил долго. Только и слышалось: «Я сказал… Я ему… Я подумал…» Хотя и с трудом, я уяснил, что Гиммлер решил вместо «Русского комитета» создать новую организацию, которая должна объединить различные антисоветские комитеты — грузинский, украинский, туркестанский, прибалтийский и все белоэмигрантские организации. Гиммлер сказал Власову, что он поможет ему создать две дивизии и вооружит их.
Закутный поделился подробностями:
— Андрей Андреевич просил десять дивизий, а Гиммлер согласился только на две. Гиммлер не дурак, понимает, что по нынешним временам иметь у себя в тылу десять русских дивизий ни к чему. Такое натворят!
После приема у Гиммлера Власова стали нарасхват приглашать самые высшие руководители рейха. Всезнающий Закутный рассказывал, что в главном имперском управлении безопасности установили очередь: к кому и когда должен пожаловать обласканный рейхсфюрером СС герр Власов.
Первым после Гиммлера Власова принял Герман Геринг. Он прислал своего представителя генерал-майора Ашенбренера. Когда они спускались по лестнице, я услышал, как Власов сказал Ашенбренеру:
— Вы хорошо говорите по-русски, генерал!
Ашенбренер остановился и оживленно ответил: