Пробегая взглядом по комнате, я останавливаюсь на нераспечатанной посылке под учебниками Дэвиса. Я чуть сдвигаю книги в сторону. На ней не написано, от кого она, но я и так узнаю почерк Адэйр. Нежно-розовая лента крепко обвязывает сверток, заляпанный отпечатками грязных рук Дэвиса. Наверное, он много раз брал сверток в руки, готовясь распечатать, но передумывал. Может, ему стоит сохранить его до следующего дня рождения, как запоздалый подарок.
Старый барный стул поскрипывает, когда я сажусь на него. Я прикладываю холодную бутылку апельсиновой газировки к пульсирующей щеке и пересказываю ему остаток моего приключения с Гэбби.
Дэвис выкатывается из-под машины и пронзает меня внимательным взглядом.
– Гэбби сказала, что стеклянная капля у нее от мертвого оленя. Как это связано с Адэйр? – В его голосе чувствуется злоба.
Он едва держится за тонкую ниточку терпения. Если потяну слишком сильно, она оборвется.
– Ну, – говорю я более мягким тоном, – она была в нашей семье многие годы. Откуда еще Гэбби могла ее взять? – Я поднимаю синюю пробку к свету. – В своей записке Адэйр назвала ее каплей дождя. И Гэбби звала ее так же.
– Ты несешь какую-то бессмыслицу, – рычит он.
– Гэбби несла бессмыслицу, – говорю я скорее себе, а затем открываю пробку бутылки и делаю долгий освежающий глоток.
Снаружи на проржавевшую бочку из-под масла садится ворона и заглядывает прямо в гараж. Я выпрямляюсь, не уверенная, Грач это или обычная ворона. Она принимается клевать крышку бочки, будто пытается до чего-то добраться.
Дэвис кидает на птицу безучастный взгляд, прежде чем скользнуть обратно под машину. Он несколько раз приглушенно ударяет резиновым молотком.
– Я все еще не понимаю, о каком таком «рецепте» она говорила, – говорю я, когда он перестает стучать. – Может, это значит просто что-то увидеть снова. Типа мы видели это раньше, а теперь видим опять.
Ворона остается на месте. Не отрывает от меня взгляда и дважды каркает, будто подзывая. Я спрыгиваю со стула, чтобы посмотреть, что там у нее…
Из-под машины раздается громкий звяк, заставляя меня подпрыгнуть.
– Нашел! – Дэвис выкатывается с драгоценной добычей в руке – палочкой с красной пластиковой бахромой, свисающей с одного конца. Его взгляд цепляется за то, как улетает испуганная ворона, а затем с тревогой переходит на меня.
– Что это? – Я притворяюсь, будто и вовсе не заметила птицу, и подхожу обратно к Дэвису.
– Руль от детского самоката. – Он бросает его в помойную бочку, где лежит остаток самоката, скрученный в крендель. – Мисс Белинда переехала игрушку внучки.
– И это так покорежило ей тачку? – Перекошенный передний бампер криво ухмыляется.
– Ага. – Дэвис натирает руки куском хозяйственного мыла. – Нужно будет заменить бампер. Еще и рулевая рейка погнулась. Ее тоже придется заказать. – Он прислоняется к раковине, вытирая руки испачканной до безобразия красной тряпкой.
– Новый бампер, – говорю я вслух, когда в голове мелькает мысль. Меньше часа назад я лежала на подъездной дорожке у «Сахарного холма», прямо перед машиной Стоуна. На ней не было и царапины. – Эй. Если Стоун сбил на своей машине велосипед, у нее бампер разве не погнулся бы? Как этот? – спрашиваю я Дэвиса. Прежде чем он успевает ответить, я добавляю: – Вообще, если подумать, не помню, чтобы видела какие-либо повреждения, когда прятала банку с проклятьем под его шиной. Странновато, не думаешь?
– Наверное, ее починили. – Дэвис пожимает плечами.
– И почему Лорелей везде ездит на ней? Где ее машина?
Дэвис недоуменно смотрит на меня:
– Кто знает. Может, продала. А может, ты плохо запомнила момент с машиной Стоуна: у нас в тот день в суде других забот хватало. Ерунда. Просто забей.
Только я не могу забить.
– Но это же чушь. Зачем ей продавать хорошую машину? И как это машина Стоуна вообще осталась на ходу после аварии? А я даже не дошла до кулона! – Я открываю рот, чтобы рассказать ему о подвеске с весами правосудия, которая была у Лорелей…
– Чем ты занята? – резко обрывает меня Дэвис, прежде чем я заканчиваю мысль. – Почему все это важно?
– Это важно, потому что… ну, я не уверена, но, думаю, может… – Я замолкаю, увидев, как кривится Дэвис. – Что?
Он опускает взгляд и отводит его в сторону, будто ему больно вести этот разговор, но это необходимо. Я чувствую, как кровь отливает от лица.
Он поднимает глаза с серьезностью, которая сразу накидывает ему лет.
– Я говорил с Рейлин, – со значением говорит он.
– И? – Я устраиваю ладонь на бедре не в настроении слушать лекции.
– Она сказала, что в фермерском домике ты… ты говорила с вороной. – Он берет один из инструментов и принимается полировать его той же красной тряпкой.
А, так вот к чему он ведет. Я сжимаю челюсти и сдерживаю раздраженное ругательство.
– Я сказала ей, что читала вслух.
– Ты ей так сказала. – Он пронзает меня взглядом, явно выражающим сомнение в моих словах.
– У всех детей есть воображаемые друзья. – Я кидаю ему строгий взгляд в ответ.
– В десять, да. Но в двадцать четыре? – Он поднимает бровь.