В чертогах марсианских королей

Не успел он подъехать к следующей платформе, как свет замигал и погас, и автопоезд остановился. Дождь безжалостно молотил по крыше. Порывы ветра швыряли в окна потоки воды. Мейерс встал и начал ходить по вагону, стараясь не приближаться к находившейся в противоположном конце луже вина, мочи, крови и всего остального. В свете далеких уличных фонарей это пятно казалось черным. Он подумал о только что увиденном, о своей семье, которая ждала его возвращения. Никогда еще ему так сильно не хотелось домой.

Несколько часов спустя свет снова включился, поезд тронулся и доставил его к нужной платформе. Ему пришлось поспешить, чтобы успеть на рейс.

На этот раз самолетом оказался широкий DC-10. Пассажиров было немного. Его место оказалось рядом с проходом. На взлете немного потряхивало, но, как только самолет выровнял курс, он стал двигаться плавно, словно «кадиллак» в шоу-руме. Ночью Мейерсу дали коробку, в которой был сэндвич с тунцом, пачка печенья и немного винограда. Он съел все это с чувством огромной благодарности. У окна сидел пожилой мужчина в пальто и фетровой шляпе.

– Все эти огни внизу, – проговорил старик, указывая на окно, – все эти маленькие города, маленькие жизни. Невольно задумываешься, правда?

– О чем? – поинтересовался Мейерс.

– Когда ты находишься здесь, перестаешь чувствовать себя частью мира, – ответил старик. – Те люди внизу живут своей жизнью. Но мы здесь оторваны от них. Они смотрят на небо и видят несколько мигающих огоньков. Это мы.

Мейерс понятия не имел, что этот старикашка имел в виду, но все равно кивнул.

– В свое время я чувствовал примерно то же самое. Только тогда это было в поездах. Ночных поездах. Путешествуя, ты выпадаешь из жизни. Едешь из одного места в другое, сам точно не зная, где ты находишься. Ты можешь лежать на полке и смотреть в окно на ночное небо. На луну и звезды. Слышать сигналы переездов, когда проезжаешь мимо них, видеть ожидающие грузовики. Кто сидит в них за рулем? Другие потерянные души. – Он замолчал и уставился на лампочки наверху. Мейерс надеялся, что он не станет продолжать дальше.

– Теперь я всегда ношу шляпу, – продолжил старик. – У меня есть маленький галантерейный магазин в Оклахома-Сити, я открыл его сразу после войны. Неподалеку от того места, где потом взорвали здание[48]. Решил открыть мужскую галантерею как раз в то время, когда мужчины перестали носить шляпы, – усмехнулся он. – Еще в тысяча девятьсот сорок девятом шляпы носили все. Потом наступил тысяча девятьсот пятидесятый, и все, шляпы исчезли. Некоторые говорили, что все это было из-за Эйзенхауэра. Айк не особенно любил шляпы. Но дела у меня все равно шли неплохо. Я продавал много запонок, носков, шелковых платков. Теперь я путешествую. В основном по ночам.

Мейерс приветливо улыбнулся и кивнул.

– Вы когда-нибудь чувствовали нечто подобное? Эту оторванность? Будто вы оказались внутри чего-то непонятного?

Он не дал Мейерсу времени, чтобы ответить.

– Я помню, когда эта мысль впервые посетила меня. Я получил увольнение в Нью-Джерси в тысяча девятьсот сорок шестом. Сел на поезд, который ехал через реку. Вышел там, где теперь стоит Всемирный торговый центр. Скажите, его ведь тоже взорвали, да? Как бы там ни было, но я решил взглянуть на Таймс-сквер. Я пошел к будке, где продавались жетоны на метро. Она была немногим больше телефонной будки, и там внутри сидел маленький… гном. Окно было грязным и зарешеченным, а в деревянном прилавке – отверстие, чтобы класть туда деньги, которые потом проскальзывали под окошко. Ты отдаешь монетку, а назад получаешь жетоны. Казалось, что это отверстие было просто протерто в дереве. За годы, за столетия. Точно так же ледники разрезают скалы. Я опустил туда монетку в пять центов, а гном выдал мне жетон, и я спросил его, как добраться до Таймс-сквер. Он пробормотал что-то. Мне пришлось попросить его повторить, и он снова что-то пробормотал. На этот раз я понял и взял свой жетон. За все это время он ни разу не взглянул на меня. Не оторвал взгляда от протертого отверстия в дереве. Я еще немного понаблюдал за ним, но он так и не поднял глаз. Он ответил еще на несколько вопросов, и я подумал, что он, вероятно, знает все маршруты и расписание движения каждого поезда метрополитена. Где нужно выйти, куда пересесть.

И у меня появилась невероятно забавная мысль. Я решил, что он никогда не выходит из этой будки. Что он был там пленником, ночным созданием, троллем, живущим во тьме подземки, куда никогда не проникает дневной свет. Что он давным-давно смирился со своей участью – продавать жетоны. – Старик замолчал, глядя в окно и кивая своим мыслям.

– Что ж, – невольно проговорил Мейерс, – но знаете ли, и ночная смена подходит к концу.

– Правда?

– Конечно. Наступает рассвет. Кто-то приходит, чтобы подменить того парня. Он возвращается домой к жене и детям.

– Возможно, когда-то так и было, – сказал старик. – Когда-то. Но теперь он в ловушке. Что-то случилось… я не знаю, что именно… но он выпал из нашего мира, где солнце рано или поздно обязательно взойдет. А все же, должно ли оно взойти?