В чертогах Подкаменной Тунгуски

Евгений Евгеньевич Сыроечковский — научный сотрудник Института географии Академии наук СССР в Москве. Этот молодой ученый — опытный путешественник, искусный охотник и рыболов и страстный поклонник Сибири. Он побывал уже на Алтае, на Енисее, на Нижней Тунгуске, в горах Путорана, на Байкале и во многих других местах.

Я с интересом смотрел на него и невольно вспоминал своих неудачных спутников в прошлых экспедициях вроде вышеупомянутого Давида. Какая огромная разница! Один горожанин всецело отдает себя природе, путешествиям, научной работе, другой — ненавидит природу.

Экспедиция имела своей целью научный отстрел животных и птиц в бассейне реки Подкаменной Тунгуски. Здесь же, в полевых условиях, готовились чучела. Оказалось, что Сергей и Володя — искусные препараторы. Чучела — дело их рук.

Ящики, стоящие у палаток, были уже заполнены чучелами и склянками с заспиртованными животными.

Для отстрела экспедиция специально выбирала лесистые места на устьях притоков Подкаменной Тунгуски. Так было выбрано и устье речки Тайги. Речка вполне оправдывала свое название: вдоль этого большого притока тянутся огромные лесные массивы. Еще в Ванаваре мне говорили, что на этой речке лучшие токовища глухарей.

В те времена, когда здесь проезжал Тугаринов, в устье речки Тайги было расположено стойбище эвенков. Невольно обращаешь внимание на то, что охотничьи избушки здесь почти всегда стоят на устьях речек. Рыбаки знают, что при впадении притока в большую реку скапливается рыба, особенно таймень и ленок. Охотникам известно, что в береговой тайге вдоль ручьев скорее, чем где-нибудь, встретишь рябчиков, глухарей и других промысловых птиц.

Все это прекрасно знал Евгений Евгеньевич, и экспедиция его всегда останавливалась в таких изобилующих животными местах.

В разговорах и знакомстве с хозяйством Сыроечковского незаметно прошла остальная часть дня. Ярко горел костер между тремя палатками. Возле огня нас теперь было пятеро. Царило веселье. Рассказывались всевозможные истории.

Вспоминая о только что состоявшейся метеоритной экспедиции, я назвал проводников-эвенков Андрея и Афанасия.

— Андрей Дженкоуль — мой большой приятель, — сказал Сыроечковский.

Оказывается, Евгений Евгеньевич и в прошлое лето был на Подкаменной Тунгуске и ходил с Андреем Дженкоулем в тайгу на охоту.

Я стал припоминать: действительно, Дженкоуль что-то рассказывал мне о Сыроечковском.

— Постойте! Вспомнил! Андрей говорил, что он вывихнул ногу и вы вынесли его из тайги на своих плечах.

— Было такое дело...

— Дженкоуль называл вас хорошим человеком.

Евгений Евгеньевич скромно улыбнулся.

Сыроечковский и его спутники могли рассказать много интересного: они каждый день на охоте, в походах по тайге.

Анатолий спросил у Володи:

— Не надоело стрелять?

— Не-ет! Вот только на плече уже синяки от приклада, — шутя пожаловался Володя.

— Не сходить ли нам с вами на киноохоту? — спросил я Сыроечковского.

Евгений Евгеньевич хитро посмотрел на меня сквозь очки.

— Сказать по правде, нежелательно: вы распугаете дичь шумом киноаппарата.

— А я думаю наоборот: вы своими выстрелами испортите нам киноохоту.

— Ну вот видите, мы с вами разные охотники, хотя ваша работа для зоологов может быть очень полезной. Съемка живой природы для науки — дело ценное.

— Да, мое «ружье» никого не убивает на охоте.

Сидящий рядом Анатолий толкнул меня локтем и шепнул:

— Не напрашивайтесь: мы сами недурно поохотимся.

Сыроечковский был, конечно, прав: у них определенная задача, и мы будем только мешать им. Снимать процесс отстрела животных мне не хотелось. В том, как падает сраженная дробью дичь, нет ничего привлекательного.

Здесь мы можем заснять быт исследователей, процесс изготовления чучел в экспедиционных условиях. А для съемки птиц и животных в лесу нам выгодно ходить без единого выстрела. Поэтому зоологи для нас плохие попутчики: разгонят дичь своими ружьями, а потом ищи ее по тайге!

На этом мы все сошлись единодушно.

На западе у самого горизонта небо горело ярко-красным цветом. Цветные полосы веером расходились по небу от того места, где зашло солнце. Был тот переломный момент от вечера к ночи, когда еще не наступила темнота и все вокруг хорошо видно, — «режимное время», как выражаются кинооператоры.

— Толя, будем снимать!

Мы предупредили зоологов, что заснимем коротенький эпизод у вечернего костра на цветную кинопленку.

— Может ли у вас что-то получиться? — спросил Сыроечковский.

— Объясню потом, — ответил я, торопливо готовя кинокамеру.

Мы с Анатолием быстро приготовили аппарат для съемки. Я рассадил у костра людей, рассказал, что должен делать каждый, инсценируя отдых в вечерние часы в лагере.

Я открыл максимально диафрагму светосильного объектива и сбавил ход кинокамеры до самого замедленного — тахометр показывал четыре кадра в секунду. Всех участников съемки я строжайшим образом предупредил, чтобы они — берут ли чайник с костра, пьют ли из кружки, разговаривают ли друг с другом — делали очень медленные движения.

— Теперь я, кажется, вас понимаю. При таких условиях действительно может получиться, — сказал Сыроечковский.