Все утро Дэнис с Питом продолжали прослушивать дискеты. Ничего существенного. Оставалась последняя, когда позвонил О'Браен.
– Я бы не стал отвлекать тебя от дел, амиго. Но вечером предстоит разговор на самом верху. Вот и хочу узнать, есть ли какой прогресс?
– К сожалению, топчусь на месте. Прослушиваю телефонные разговоры, через них пытаюсь выйти на возможного соучастника, который работает на складе. Пока безрезультатно.
– У наших друзей тоже успехом не пахнет. Они проверили всех, кто работает на складе. По их словам, никаких зацепок. Кстати, неподалеку от склада они обнаружили полянку со следами автомобильных шин, да еще окурок с остатками слюны. По слюне надеются потом идентифицировать преступника.
– Тут мы как раз можем им легко подсобить, – хмыкнул Дэнис. – Я этого курильщика видел час назад в коридоре… Помните Чарли из дактилоскопического отдела? Он и раздавил в песке окурок перед тем, как начал работать с машиной.
– Так, значит, вы опередили наших друзей и нашли машину, пока те хлопали ушами? – О'Браен довольно расхохотался.
– Сейчас она у нас в управлении. Машину угнали за несколько часов до событий на складе. А потом похитители бросили ее, уехав на армейском фургоне. К сожалению, внутри машины нам удалось обнаружить лишь отпечатки пальцев ее владельца. Видимо, похитители работали в перчатках.
– Амиго, ты сегодня скромничаешь, пожалуй. Все же найденная машина – хоть и маленький, но успех. Вы ее сфотографировали?.. Давай так договоримся. Приготовь один снимок для меня. В семь у нас эта встреча в Нью-Йорке, и я буду рад сунуть снимок кое-кому под нос. В управление, чтобы забрать его, заеду около полшестого. Тогда и поговорим. К тому времени, может, и еще что-нибудь пронюхаешь. День-то – он долгий…
Дэнис засунул в проигрыватель последнюю остававшуюся дискетуу. На ней были записи, полученные при прослушивании телефона в Бронксе. Того самого, откуда позавчера несколько раз безуспешно пытались дозвониться до района многоквартирных домов по Девяносто девятой стрит в Манхеттене. Вчера вечером это, наконец, удалось. Говорили два голоса, женский и мужской:
– Нормэн?
– Да.