– Куда ты пропал? Я звонила вчера, позавчера. В понедельник утром ушел от меня – даже не попрощался. Я проснулась, когда хлопнула дверь и задребезжала посуда в кухонном шкафчике… Что ты молчишь?
– Слушаю тебя. Это ты образно описала эффект хлопающей двери.
– Но все-таки почему с понедельника не отвечал твой домашний телефон?
– С понедельника много интересного случилось. Да и дома меня не было. Зашел сейчас, чтобы принять душ, переодеться, и опять ухожу. Очень занят.
– Значит, нашел работу?
– Да нет, – мужчина хихикнул, – правильнее назвать это «хобби».
– А что с прежней работой? Пришел, наконец, ответ на твою жалобу?
– Как раз в понедельник вытащил из почтового ящика. Эти мерзавцы написали: «Уважаемый мистер Фицпатрик, увольнение было полностью обоснованным». Вышвырнули на улицу, в пособии отказали… Они думают, что поставили в деле точку. Ошибаются, точку поставлю я – нет, не точку, а большой, большой восклицательный знак! – повысив голос, мужчина зашелся в кашле; потом успокоился. – Слушай, а как твой кашель? Прошел?
– Нет.
– Ходила к врачу?
– Нет, – женщина вдруг всхлипнула, – я боюсь!
– Бояться надо было раньше. Сколько раз говорил, чтобы не брала мой шприц.
– Ишь теперь чистенький какой. А кто меня колоться научил?
– Слушай, ты ведь с матерью давно не виделась… Слетала бы к ней в Чикаго… Прямо завтра утренним рейсом и отправляйся.
– Ты меня не выпихивай! – взвизгнула женщина. – Если нашел другую, скатертью дорога, приставать не буду!
– Значит, не хочешь мать повидать, – задумчиво сказал мужчина. – Может, и правильно рассудила… Ну, мне пора.
– Норми, подожди! Куда же ты?
– Иду громко хлопнуть дверью. Прощай.
Дэнис прослушал этот разговор еще раз: «с понедельника много интересного случилось»; «точку поставлю я – нет, не точку, а большой, большой восклицательный знак»; «иду громко хлопнуть дверью»… Тут что-то нечисто. Конечно, потом может опять оказаться, что к «Анджелине» это не имеет отношения. Но проверить все-таки следует. Парень упомянул, что дома сейчас не бывает. Неплохо бы осмотреть его жилье. Вещи иногда рассказывают о своем хозяине удивительно правдиво.
Дэнис заполнил форму для Министерства юстиции, запрашивая разрешение на обыск квартиры Нормэна Фицпатрика – в отсутствие хозяина. Форму отправил факсом Фридмэну.
Обычно на ланч президент подымался в свою небольшую уютную столовую на втором этаже Белого дома. Так было заведено покойной женой. По-прежнему в полпервого он усаживался за стол, разворачивал на коленях крахмальную салфетку, подымал глаза к двери, ждал – сейчас дверь откроется, и войдет жена. Но входила Рози, их давняя, чуть ли не с первых месяцев семейной жизни, служанка. Толстая, подвижная негритянка, она была на пять лет старше жены. Рози – уже шестьдесят четыре. А жена два года назад, всего в пятьдесят семь, легла в могилу. Проклятый рак…
Одному, без жены, сидеть за столом было тоскливо. Поэтому президент обычно приглашал на ланч кого-нибудь из своих сотрудников. Сегодня это был Фридмэн. Перед их поездкой в Европу следовало обговорить некоторые дела.
Начало июля принесло президенту немало новых забот. Почти каждый день в столице проходили всевозможные демонстрации, митинги. На тракторах съезжались в Вашингтон фермеры со всей страны, добиваясь дополнительных государственных субсидий. По Пенсильвания авеню, от Белого дома к Капитолию, сплоченными рядами шествовали зараженные СПИДом – они требовали резко увеличить ассигнования на медицинские исследования в этой области. Получатели вэлфера протестовали против недостаточного размера пособия, что не позволяло им вести образ жизни, достойный американского гражданина. Еженедельно случались уличные стычки между теми, кто настаивал, чтобы за произведенный аборт, если он сделан по желанию женщины, платило государство, и их противниками, рассматривавшими любой аборт как уголовно наказуемый. Каждая протестующая группа тянула одеяло на себя. Но в год выборов президент не имел права терять голоса ни одной из них. Ему приходилось всем что-то обещать, изворачиваться, транжирить еще и еще деньги из казны, увеличивая ее уже и без того огромный долг.