Читаем В четыре строчки мысль уместится вполне… полностью

в сердцевине – пират Кариб.

И раскидистой кроной – сюжет,

ветви памяти, лист блажит…

Да, такая вот жизнь, поэт,

не подкрасишь ее, не прожив.

***

«Птица невысокого полета» -

Скажешь, и неловко отчего-то.

А смотри, как радуется лету

и щебечет весело при этом.

Неприметна серенькая птица,

с ласточкой небесной не сравнится,

но ведь корм ничей не отнимает.

Птичка Божья – пусть себе летает!

***

Вторая четверть у Луны, брожу по гальке, жду прилива…

Еще не видимой волны, вдали качнувшейся лениво.

Все поняла… не тороплю. День, два – и голыми руками

проворных слов я наловлю, что к берегу идут строками…

***

Стихи – нет лучше формы, где пожалиться

уместно: с чувством, с толком, без зазрения,

с наивной изощренностью страдательной…

Под ногти – иглы! Плаха – шапито…

Ведь в жизни редко случай представляется

нам окатить лавиною доверия,

зависнув в острый пик исповедательный

на пуговице встречного пальто…

***

Хрестоматией поэт не титулован.

Сам токует… и зажмурясь, целит влёт.

И крючок под сердце ладит рыболовный,

вдоль по нерву, как шаман переберет,

и подтянет рыбку-душу… В миг тот странный

я восторженно в ухе плесну хвостом,

ощутив себя наивной и бездарной,

и одаренной так щедро рыбаком!

***

Зачем фантазий рой и страсть – писать стихи,

да штабеля нагромождать из слов созвучных,

мостя меж двух мыслишек версты чепухи?

А просто так – поэт не знает слова "скучно"!

***

В стихе избитые банальности претят,

тягучей патокой сознание нам клея…

А в пожеланиях так сладостно звучат,

и в прозе жизни нет банальностей милее!

***

С неспешным шагом, ямб мой шестистопный

самой изрядно надоел, не только вам.

Но он подобен каравану – так удобно

везти на нем поклажу незабытых драм…

***

Обнимет лампы теплый свет, магический мой круг;

включаясь, промурлычет мне приветно ноутбук -

и нет ни страхов, ни обид, забыты долг и боль,

и слова "дружба" детский миф не властен надо мной.

***

Нежной гранью я совпала с чьей-то темою любви,

той зазубринкою малой память сердца зацепив.

А другою гранью строгой, неизменной, как кристалл,

я вчеканюсь с полу-слога в мысль, где совесть – идеал.

Грани, грани, совпаденья – встреч магический кристалл,

смена тем, прикосновений, воскрешенных впечатлений,

и для ближнего – причал.

***

Художник надменен и часто спесив,

средь серого текста он – броский курсив.

Но мало кто знает, как тих и смирЕн,

он к Господу робко взывает с колен…

***

Отставных поэтов не бывает,

и уж если Муза отреклась,

то чужие вирши разбирают,

словно рыбной косточкой давясь.

***

Словно пашню зерном засевают,

или ткут, ряд за рядом, холсты -

так прозаик роман сочиняет, заполняет словами листы…

И мечтает смущенно при этом

он быть с Музой накоротке -

выдающегося поэта узнают по одной строке.

***

Не ради хлесткого словца, не ради слезного участья,

не с эпатажем гордеца, не с безысходностью несчастья,

но всех спугнула наперед, мне и самой неловко вроде…

Но если мысли колобродят, то слово дырочку найдет.

***

О чем теперь, когда мертва любовь,

любовный бред, влюбленности и флирты?

Стихи, как лекарь, отворяли кровь,

глушили боль неразведенным спиртом,

пощечиною были и рукой,

просящей милости, игрой неосторожной -

рассеянно не отняты судьбой…

О чем теперь? Весь мир кругом!

Возможно…

***

Мои стихи – не акварель, а литография.

Чеканный слог без кружев, флера и интимности.

Вполне уместный слог в гербах и эпитафиях,

а вот от лирики давно не жду взаимности.

***

Не о природе мой стишок,

я живописности словесной

чужда, хоть тема повсеместно

для стихотворцев – оселок.

Теперь предпочитаю их -

стиховья с шуточным замесом

и следопытским интересом

к природе глупостей земных…

***

Балластом сброшу рифму ради смысла -

как жертвуют войсками для стратегии.

А едкость комментария с присвистом

пусть будет моей горшею потерею.

***

"Не верь, не бойся, не проси."

Житейских мирных норм превыше

тот лагерный закон, что вышел

из зоны на простор Руси.

Отлитый в форме многих лет -

услышав раз, нельзя не вспомнить -

он горькой красоты исполнен,

как будто автор был поэт.

***

За оболочкой неизбежною телесной,

обширной слишком или очень тесной,

потертою, болезненной, смешною,

унылой, неказистой, озорною -

покорность объективности нарушив,

фантазиями живы наши души.

***

Еще шалим мы на словах – на деле, как слоны, серьезны.

Но искупается в грешках благопристойная несносность.

И, как щепоткой пряных трав мы рацион спасаем пресный,

приправим выдумкой чудесной стихи и умягчим свой нрав.

***

Был стих пронзительно хорош – из осязаемых мгновений…

Жаль, не подломятся колени, не прознобит желанья дрожь,

и всхлип неистовый: "Еще!" не поглотит все мирозданье,

а только вспомнится преданьем между аптекой и борщом.

***

Я – не поэт, а неприметная поэтка,

слова я неводом ловлю ужасно редким -

всем гладким рифмам просто ускользнуть.

А мой улов топорщится неловко,

порой нужна немалая сноровка,

чтоб из него состряпать что-нибудь…

***

Я лиру-старушку терзать понапрасну

не буду, свой отдых она заслужила.

Пыхтеть паровозом вес век – путь опасный,

неплохо понежиться и пассажиром.

***

Когда печалишься всерьез

под заунывный дождь осенний,

скажи: что в жертву ты принес

за дар писать стихотворенья?

***

Он бросил пить – и нет чудесного поэта.

От приземленности сгорают и кометы…

***

Перейти на страницу:

Похожие книги

1991: измена Родине. Кремль против СССР
1991: измена Родине. Кремль против СССР

«Кто не сожалеет о распаде Советского Союза, у того нет сердца» – слова президента Путина не относятся к героям этой книги, у которых душа болела за Родину и которым за Державу до сих пор обидно. Председатели Совмина и Верховного Совета СССР, министр обороны и высшие генералы КГБ, работники ЦК КПСС, академики, народные артисты – в этом издании собраны свидетельские показания элиты Советского Союза и главных участников «Великой Геополитической Катастрофы» 1991 года, которые предельно откровенно, исповедуясь не перед журналистским диктофоном, а перед собственной совестью, отвечают на главные вопросы нашей истории: Какую роль в развале СССР сыграл КГБ и почему чекисты фактически самоустранились от охраны госбезопасности? Был ли «августовский путч» ГКЧП отчаянной попыткой политиков-государственников спасти Державу – или продуманной провокацией с целью окончательной дискредитации Советской власти? «Надорвался» ли СССР под бременем военных расходов и кто вбил последний гвоздь в гроб социалистической экономики? Наконец, считать ли Горбачева предателем – или просто бездарным, слабым человеком, пустившим под откос великую страну из-за отсутствия политической воли? И прав ли был покойный Виктор Илюхин (интервью которого также включено в эту книгу), возбудивший против Горбачева уголовное дело за измену Родине?

Лев Сирин

История / Образование и наука / Документальное / Романы про измену / Публицистика