В чём измеряется нежность? (СИ)

— Знаешь, быть может, паук — это действительно лишь игра детского воображения, едва ли он реален. — Казалось, Коннор слушал Хэнка вполуха, пытаясь воссоздать собственную картину произошедшего с нуля. — Но человек, сделавший с ней это, — реален.

Повернулся к Андерсону лицом.

— Ты считаешь, она проецирует на своего мучителя образ паука? Типа психологической защиты?

— Вероятно. Но, может быть, паук олицетворяет не самого человека, а предчувствие беды…

— Без грамотной психотерапии тут не разберёшься, сынок.

— Знаю, её слова звучат убедительно, но с этими отметинами что-то не так. Словно кто-то следы заметал.

Процессор неустанно обрабатывал данные, разгонял по проводам волнение.

— Я всё думаю, что должен делать? Как полицейский и как робот, созданный защищать человеческую жизнь, я знаю, что обязан сообщить об этом в социальную службу. Но как друг…

Устало прикрыл веки. Хэнку показалось, что Коннор в это мгновение выглядел необычно — оттенённый почти человеческим измождением. Вряд ли оно было физическим.

— Ты много лет работаешь в полиции, Хэнк, ты знаешь эти отвратительные истории лучше меня… Единственный человек, имеющий доступ к Мари двадцать четыре часа в сутки, — её отец.

— Господи, Коннор! — Андерсон нахмурился и пристально поглядел на своего друга. — Ты ведь понимаешь, что разбрасываться подобными обвинениями на основе детских страхов и единоразовой травмы подобного рода слишком поспешно? У тебя на руках пока нет ни фактов, ни вещдоков.

— Она ребёнок со следами насильственного обращения на теле. Это повод, чтобы соцслужбы как минимум присмотрелись к обстановке в её семье, — его голос стал выше, агрессивнее. — Пока я тут разбираюсь, стоит обвинять Роджера или нет, она переживает это снова и снова. Каждый день. Ей постоянно страшно. Страшно до такой степени, что даже тёмные улицы Детройта кажутся безопаснее собственной комнаты. — Коннор сел рядом с Хэнком и поник.

— Про паука она говорит уже больше года, но следы-то вроде первый раз у неё такие, — обстоятельно и спокойно заговорил Андерсон. — Может, эти вещи действительно не связаны? Я не исключаю бытового насилия, но Мари вполне уверенно вспомнила, как баловалась с девочками днём. — Приложил кулак к щеке, подгоняя мысли. — Я не говорю, что твои тревоги напрасны. Я согласен с ними. У меня нет сканера в мозгу, чтобы судить о реальной картине произошедшего так же компетентно, как ты.

— Чувствую себя как никогда бесполезным и никчёмным. Детектив-андроид, — едко усмехнулся над собой. — Без места преступления реконструировать картину произошедшего невозможно.

— Ага, ты ещё в её спальню проберись, когда она в школе будет: для «реконструкций». — Хэнк согнул пальцы в кавычках.

— Пока это видится самым эффективным решением.

— Слышь, Робокоп²{?}[Хэнк ссылается на героя одноимённого фантастического фильма режиссёра Пола Верховена 1987 года про киборга-полицейского; действие картины разворачивается в Детройте.], притормози-ка хоть на секунду. Давай ещё незаконное проникновение без ордера устрой, а. Будет так роскошно, что Фаулер наконец-то расщедрится на табельное для тебя, которое я и так безуспешно выбиваю уже не первый год! — Андерсон негодующе взмахнул рукой. — Расщедрится и на радостях прострелит из него же твою пластиковую башку.

— Значит, ты предлагаешь молча бездействовать?

— Я предлагаю адекватно, без эмоций взвесить и обработать имеющиеся немногочисленные факты — то, что детектив-андроид умеет лучше меня самого. Ты знаешь, что я прав, сынок. Сам ведь сказал: ты её друг. Если зазря натравишь на её дом органы опеки, опорочишь отца, который может оказаться не при делах, малая тебе этого не простит.

Коннор хотел продолжить спор, но из ванной вернулась Мари. Хэнк многозначительно посмотрел в глаза своего друга, пожелал всем спокойной ночи и отправился к себе в спальню. Незавершённость разговора повисла в воздухе, продолжала растравлять нервы непрекращающимися электрическими импульсами, противоречивыми алгоритмами. Система перегрелась. Процессор требовал перезагрузки и энергосберегающего режима. Хорошо, что проклятый диод покоился запертым в ящике. Коннор молча постелил для маленькой гостьи на диване, а свои спальные принадлежности разложил на полу рядом, затем погасил в доме свет. Мари прильнула к заснувшему Сумо, почесала ему за ухом и юркнула под одеяло.

— Откроешь окошко? — тихо попросила она. — На улице так хорошо пахнет зеленью.

Коннор с радостью выполнил её просьбу.

— Мне нравится бледно-голубой цвет. — Мари приложила ладонь к ткани предложенной рубашки. — И тебе он очень идёт.

— Ты так считаешь? — без интереса спросил он, а сам всё думал о запахе зелени.