Я вновь один. Речная глубина Вздохнула рядом – сонная, степная. Плеснул чебак. Кайсацкая луна Чадрой укрылась… Сон иль явь? Не знаю. Но где-то там, в заоблачной дали, На рубежах вселенского распада, Сошлись две силы – неба и земли – Георгия с копьём и силы ада. И гул копыт возник из ковылей: Небесный всадник? Божье откровенье? Дымами труб, перстами тополей Перекрестились хмурые селенья. А всадник мчал, над нечистью царил, Гвоздил ее бесовский облик злостный. Но брег Ишима конский бег смирил, И воссиял посланец Богоносный! Страну ментов, налоговой полиции, Страну воров и теле-инквизиции, Страну заплечных младореформаторов, Шутов, шутих и обер-комментаторов Объяла жуть! Гробы река несла, Как щепки, без ветрила и весла. Гробы, гробы… Для жизни бесполезные. Но местный люд кидал крюки железные, Добыть пытаясь пиломатерьял, – Смолье и дуб от капитализации, С клеймом Кремля,с прищепкой думской фракции, Где гроб-насельник раньше воспарял.«Шли» домовины штатовских поборников,Лоббистов бед, дефолтов, «черных вторников»,Зинданов, в кои загнана страна.У нас как раз нашлось местечко гадкое,Где гроб-клиентов – с перхотью, с прокладкамиИ с «голден леди» – кушал сатана.Да всё путё-ём!Ну где-то не подмазали,Теперь, как зайцы, (давний стих Некрасова)Неслись рекой. Эрефия, прощай!Не помогли и флаги полосатые,Кошерный пир и хануки пейсатые…И дед Мазай рукой махнул: «Пущай!»Рубеж, граница – место не для шалостей, Для Божьей битвы голь степи досталось нам, Где вся твердыня – два иль три пенька, С десяток бань: теперь, как доты, значатся; Пяток портков с лампасами – казачество, Но – руки прочь! – потомки Ермака! Еще спираль-бруно, стена форпостная: Заставы твердь в погранселе Зарослое, И водоем – добавочный форпост: С гагарьим писком сумрачная ляжина. И погранцов наряд закамуфляженный, Упертый рогом в бывший сенокос. «Где стол был яств…», –порушено, повыжжено, Скелеты ферм смердят навозной жижею. И, как реликт, непьяный тракторист. Фашизм пырея, глум чертополоховый, Да сопредельный, с торбой, шут гороховый, На местной фене – «злой контрабандист». И весь базар! Окину даль закатную – Из-под руки иль в линзы восьмикратные:Ишим-река…Таможня… Пыль веков… А это, тьфу, не Чичикова рожа ли? Шкуряет хмырь проезжего-прохожего, Приспел как раз – кильватер мертвяков! Гробы банкиров, сытые банкнотами, В одном рука торчит с протестной нотою, Другой – семейный, с креном на корму. Пошло безгробье – тоже отбазарили! – Орлы Кавказа, хитники Хазарии… Челночных баб вот жалко. Ни к чему.