В Чукотском море

— Кит очень боится прикосновения к своей коже голой человеческой руки. Кожа у него очень чувствительная, — объяснял Сейгутегин, вытирая рукавом со лба холодные капельки пота. — Если бы я прозевал, то мы сейчас плавали бы в воде. Даже когда рассвирепевший кит с размаху бьет по вельботу хвостом, достаточно прикоснуться ладонью к хвосту, как он его отдернет и некоторое время будет в каком-то оцепенении.

Воздушные поплавки — пыгпыгыт хорошо удерживают убитого кита на воде.

Ворон и утка

В этом году зима на Чукотку пришла как-то необычно. Стоял конец октября, но льда в море еще не было. Лагуна покрылась было льдом, но неожиданно сорвавшийся южный ветер взломал его и наворотил по берегу лагуны груды мелких торосов. Южак быстро стих, его сменил резкий северный ветер со снегом.

Море штормило, обрушивало свои громадные валы на низкую галечную косу и, казалось, вот-вот смоет приютившийся на ней небольшой поселок.

С севера вдоль берега тянулись стаи гаг, полярных уток, которые перелетали в более теплые места, поближе к югу. Ветром уток прижимало к берегу. Они перелетали на лагуну, где было спокойнее, садились на воду, делали передышку и снова спешили дальше. Лагуна упиралась в горы, и стаи гаг сворачивали к морю, пролетали над поселком, ловко облетая провода и мачты антенн. Здесь их встречали целой канонадой выстрелов. Растерявшиеся утки с трудом пробивались через охотничью блокаду к бушующему морю. Сбитые выстрелами падали комом на землю, подранки садились на лагуну. Их с каждым днем скапливалось все больше. Подранки уплывали подальше от поселка к берегу с заветренной стороны, выбирались на гальку, обсушивались и снова спускались в воду, достойно перенося холодный ветер и снегопад.

Ветер мешал взлететь раненой утке.

А северяк все дул и дул. Временами сыпал мокрый, липкий снег, скрывающий противоположные берега лагуны и окружающие сопки. Снег беспрерывно падал на воду, превращаясь в шугу, которая, несмотря на ветер, смерзлась, быстро заполняя все пространство лагуну. Вот уже и у подветренного берега осталась небольшая полоска поды. На ней скопилось множество «серушек», которые отважно боролись с непогодой. Но спасительная полоска воды суживалась с каждым часом. Ночью ветер неожиданно стих, и вода покрылась тонким ледком, Подранки вмерзали в лед. Они из последних сил пробивали себе дорогу во льду или шли пешком по его поверхности. Утки уже не в силах были пробить лед. Они группками и в одиночку сидели на льду, подальше от берега. Над ними кружились вороны, подсаживались рядышком чайки, ожидая их кончины.

Среди подранков было много и таких, которые, восстановив на воде свои силы, перелетали в бушующее море.

Я шел по гребню косы. Справа грохотало море, соленые брызги вместе со снегом летели в лицо. Иногда передо мной, над самой землей перелетали в море утки. Я повернулся спиной к ветру и присел на выброшенную полной большую корягу.

Противоположный берег лагуны был скрыт пеленой снегопада. На льду резко выделялись небольшие стайки уток. Вот от одной стайки оторвалась гага и, тяжело взмахивая крыльями, направилась к морю. Копчик крыла у нее был перебит, перья торчали в разные стороны, как растопыренные пальцы. Пролетев метров пятьдесят, она села на лед. Но инстинкт гнал ее дальше, спасение было только в море. Даже с громадными волнами бороться легче, чем со льдом, который не пробьешь клювом, чтобы нырнуть и поймать маленького бычка, наважку или нахватать креветок.

Передохнув, гага снова взлетела, но перебитый кончик крыла парусил на ветру и мешал лететь. Взмахи крыльев становились все медленнее, птица выбивалась из сил. Вот она снова опустилась на землю, недалеко от меня, распласталась на снегу, вытянув шею и тяжело дыша.

— Кр!! Кр!! — зловеще раздалось над моей головой.