В чужой игре

– Кончай массу давить, – проговорил Вовочка. Но Матрос не двигался.

– Пацаны! – крикнул Вовочка, глядя в коридор и прислушиваясь. Но никто ему не ответил. Вагин и Жеребец, должно быть, находились в спальне. Он встал и отправился на их поиски.

В коридоре вдоль стен лежали узлы, все в сохранности, тогда как деньги, прихваченные в квартирах, оставались в кармане Матроса.

«Точно! – пронзила Садовского мысль. – Зажевать решил денежку – как наиболее авторитетный…»

Жеребца в квартире не оказалось. На широкой хозяйской кровати спал только Вагин.

Садовский развернулся и побрел на кухню. Открыл холодильник. Внутри оказалась бутылка пива «Жигулевское». Вовочка торопливо открыл её и присосался к горлышку. Выпил всю, а пустую посудину спрятал под мойку. Не видел. Не слышал. Не знаю. Внутри организма моментально полегчало.

Потом он вернулся в зал. Матрос сидел, держась руками за диван. Он словно боялся улететь. Волосы вздыблены.

– Что с тобой? – спросил Садовский.

– Крыша едет, – признался Матрос. – Морг приснился. Жмур лежит на столе, а дуборез его кромсает.

Шаркая подошвами, к ним подошел Вагин. Ну и вид тоже бывает у человека – словно всю ночь висел вниз головой, как летучая мышь. Оттого и припух.

– Ничё не осталось? – спросил он, тоскливо глядя на стол.

– Говорил, чтоб не налегали… – крякнул Матрос.

– А этот где? – спросил Вагин.

Никто не знал, где мог быть Жеребец. Взял и ускакал, пока все лежали. Матрос осторожно щупал карманы, надеясь, что никто не заметит. Напрасно старался, от Вовочки не скроешь. Он помнит, какие конкретные бабки лежат у того внутри.

– Короче, расходимся… – решил за всех Матрос. – Потом встретимся. Не нравится мне эта хата.

Сказал, как последняя инстанция.

– А доля? Надеюсь, ты не забыл? – напомнил ему Садовский.

– За кого держишь?

– Квартира ему не нравится… Жеребец – пацан еще тот. Отошел, может…

– Причем здесь этот гнилой базар? – Матроса мелко трясло. – Деньги при мне. Шмотки продадим и поделим. Для чего сейчас деньги крошить?

Садовский играл челюстями. На лице – улыбка, на щеках – бугры.

Входная дверь тихо отворилась, в квартиру вошел Жеребец. Вовремя явился, чуть до кулаков не дошло у товарищей.

В руках у Жеребца был пластиковый пакет.

– К столу, пацаны! Пришлось музыкальный центр толкнуть каину.

– Какому?! – для вида спросил Матрос.

– Да тут одному… Рядом живет. Гнилой весь, зараза. Четверть цены уплатил, бобер.

Жеребец поднес сумку к столу и стал выкладывать из нее продукты. Литр водки поставил на середину. Крабовые палочки – четыре пачки – на каждого по штуке. Закусывать ими хорошо. Пару банок ставриды и четыре шпрот. Палку колбасы «Сервелат». Сигареты. Целый блок.

– Хлеба, конечно, не принес, – проскрипел Матрос

– Хлеб еще вчерашний остался. Надо доесть…

– Тогда вздрогнули. У меня серьезный к вам разговор.

Садовский вцепился в бутылку, стал крутить винтовую пробку. Резьба сорвалась.

– Дай ножик, Матрос.

Тот вынул из кармана складной нож и, не торопясь, протянул.

Вовочка разложил лезвие, поддел пробку, разрезал и снял. Затем наполнил до краев большие рюмки.

– Понеслись… – выдохнул Матрос.

Он не глотал водку – жидкость сама вливалась внутрь, а кадык не вздрагивал. Разорвав пачку крабовых палочек, он сунул одну торопливо в рот и стал жевать.

– Классический закусон, – говорил он с набитым ртом.

Ребята тоже тянулись к закуске.

– Если скрестить бульдога с волкодавом, – продолжил Матрос, – то получиться…

– Лев, – закончил за него Садовский.

– Не угадал. Получится говнодав. Но я не хочу, чтобы наша фирма превратилась в ее подобие. Нам нужны средства. И храниться они должны в одном месте. Конечно, каждый может забрать свою долю, но часть, или пай, надо оставить. На тот случай, если придется рвать когти или чалиться. Правильно я говорю?

Пацаны молчали.

– Кому-то кажется, что я слиняю, – продолжал Матрос.

Парни вскинулись. Как он мог до такого додуматься. Без его богатого опыта они ничего не стоят. Они согласны. Садовский тоже согласился. Пусть все деньги у Матроса останутся. Пусть он ими командует. А вещички они потом продадут и поделят на четыре равные части.

Водка расслабляла. И то, что до этого Вовочку волновало, отступило на задний план.

– У меня квартирка есть на примете. – По лицу Матроса скользнула улыбка. – Сегодня можно сбегать. С нефтепромысла приехал один – и к теще в деревню подался. Заработками хвалиться поехал.

– Опять по веревке спускаться? – Вовочке мерещился асфальт в бездонной пропасти.

Взгляд у Матроса потяжелел:

– Ты чё, Кочан? Тебя тошнит от возвышенности?

– Тебе показалось… – Вовочка кисло улыбнулся.

– Тогда жуем, пьем и отдыхаем. А вечером побежим.

Матрос поднял рюмку и, не чокаясь, выпил. Чокаются только дураки.

Однако литр на четверых – это не так уж и много. Это совсем ничего. Но Матрос заартачился.

– Позабыли?! Вечером дело!

Пацаны с трудом успокоились.

– Можно просто прогуляться по улицам, – смягчился Матрос. – Ведь никто нас не знает…

Действительно. Никто. А если и видел кто, так это ни о чем не говорит. Не пойманный – не вор.