К концу первой недели декабря уже стали вырисовываться очертания пагоды. Господин Петьо время от времени поглядывал на нее, высказывал какое-либо пожелание, давал совет или о чем-нибудь спрашивал. Андре отвечал, не прекращая работы. Жюльен рисовал на бумаге ажурные детали пагоды, а мастер тщательно покрывал шоколадом карандашные линии, выжимая из воронки тонкие струйки теплого шоколада. Когда шоколад затвердевал, он осторожно отдирал бумагу и соединял друг с другом тончайшее шоколадное кружево. Его толстые пальцы с удивительной ловкостью выполняли эту ювелирную работу. Он проводил за нею долгие часы и никогда не выходил из себя, никогда не бранился.
Морис также перестал дуться. Жюльен старался побыстрее закончить рисунки для мастера, а затем выполнял положенную работу, с тем, чтобы никому не приходилось ему помогать.
Установилась сухая морозная погода. По утрам, когда Жюльен развозил рогалики, северный ветер обжигал ему лицо и пальцы. Мальчик упрямо крутил педали, но старался подольше задержаться в вокзальном буфете, где официантка неизменно наливала ему стакан горячего кофе с молоком. Он макал в него два или три рогалика, которые ему удавалось незаметно сунуть в корзину чуть ли не на глазах у хозяина, под самым его носом. Официантка, славная женщина лет тридцати, со смехом говорила:
— Ты совершенно прав, малый, хозяева твои достаточно наживаются! Стоит только посмотреть, какие туалеты шьет себе госпожа Петьо, один ее рукав стоит дороже всего моего платья. Я уж не говорю о мехах.
Иногда она лакомилась рогаликами вместе с Жюльеном.
Вечерами было слишком холодно, и долго стоять на пороге коридора становилось невозможно; к тому же нередко приходилось работать до самого ужина. Жюльен уже давно заметил, что девушка, удивительно похожая на Марлен Дитрих, регулярно проходит мимо кондитерской между половиной седьмого и без четверти семь. Она шла быстро и держалась очень прямо, голову откидывала назад, и ее длинные каштановые кудри развевались на ветру. Пальто у нее было чуть распахнуто, и казалось, что она вся стремится вперед. Девушка никогда не поворачивала головы в сторону кондитерской. И вот, когда наступало время ее появления, Жюльен почти всегда находил какой-нибудь предлог и спешил в конец коридора. Приоткрыв дверь, он смотрел налево. Заметив девушку, он больше не выпускал ее из виду, но, по мере того как она приближалась, постепенно отступал назад; затем, когда девушка проходила мимо лавки, он снова высовывался из двери и провожал ее взглядом, пока она не исчезала на улице Бьер.
Однажды вечером ему пришлось поехать с заказом в нижнюю часть города. Было около шести часов, он поспешил закончить дело и некоторое время ждал в конце улицы Пастера. Потом направился к улице Бьер. Еще издали Жюльен увидел, как девушка миновала первый фонарь, и тогда, привстав на педалях, он начал взбираться по крутому откосу, по которому ездить на велосипедах и машинах не разрешалось. Вцепившись в руль, навалившись на него всей своей тяжестью, вкладывая в каждое движение всю силу, он одолел откос и ехал теперь навстречу девушке, не сводя с нее глаз. Она медленно шла по улице, как всегда, держась прямо и глядя перед собой. На мальчика она даже не посмотрела.
Достигнув верхней части улицы, он опустил ногу на землю и оглянулся.
Теперь девушка казалась крошечным светлым пятном, которое плясало где-то внизу, в полумраке, и вскоре исчезло за углом дома.
Жюльен несколько минут не двигался с места, сердце его бешено колотилось, он тяжело дышал, а его промокшая от пота холщовая куртка прилипала к спине. Мимо проходили люди, но он их не видел. Дважды он прошептал:
— Я никогда не решусь… Никогда не решусь.
Он все больше и больше думал об этой девушке и вырезал из журналов фотографии Марлен Дитрих.
Как-то вечером, когда Виктор и Морис оказались рядом с ним на пороге, Жюльен показал им ее. Виктор улыбнулся и покачал головой.
— Ну, эта девушка не про тебя, — заметил он. — Никаких шансов. Во-первых, ей не меньше шестнадцати. Так что ты для нее слишком молод. А потом, видишь ли, она «воображала» и на нашего брата даже глядеть не станет. Таким девицам подавай студентов или папенькиных сынков, а такие, как мы, ей ни к чему.
Виктор ушел. Жюльен и Морис вернулись в цех и уселись спиной к дверцам печи в ожидании обеда. Они долго молчали, потом Морис сказал:
— Напрасно ты втюрился в эту девчонку. Никогда ты от нее ничего не добьешься, Виктор прав.
Жюльен вздохнул. Морис быстро посмотрел на него и прибавил:
— Во всяком случае, если хочешь попробовать, то бери быка за рога. Нечего тянуть.
— Не могу, — признался Жюльен. — Она… — он старался подобрать слово, — она меня волнует.
— Она кого хочешь взволнует. Виктор говорит, что ей не меньше шестнадцати. Должно быть, так, но по уму ей, конечно, больше. Слишком уж у нее серьезный вид. Верно, она никогда не смеется. И потом всегда ходит одна, как хочешь, но это странно.
— Вот именно, — поддакнул Жюльен.