В чужом небе (СИ)

- А уровень этот вернёт только добрая драка, - рубанул воздух ладонью, будто шашкой Будиволна. - И вот какое есть у меня предложение к вам, товарищи. Не будем гоняться за Сивером и его гайдамаками по здешним лесам - нечего нам силы распылять. Ускоренным маршем надо наступать на столицу этой гетманской Державы. Выбьем оттуда всю нечисть, что притащил с собой Брунике, и ему самому по рогам надаём. Вот тогда-то мужики здешние и поймут, кто в Прияворье власть и за кем тут сила.

- Это выбьет у Сивера почву из-под ног, - закивал ободренный словами Будиволны уполномоченный. - Без поддержки народных масс он ничего собой не представляет.

- Ну вот сколько не бьюсь я над ним, - развёл руками Бессараб, будто извиняясь за своего уполномоченного, - а даже говорить по-человечески его научить не могу. Всё время он у меня заумь несёт.

Уполномоченный тут же покраснел, как девица и потупился. Очки съехали почти на самый кончик носа, но поправлять их расстроенный политический руководитель не спешил.

Командир 1-го конно-партизанского гайдамацкого полка Козырь проснулся на рассвете. Он всегда просыпался с первыми лучами солнца - стоило тем только залезть в окошко хаты, где преклонял голову полковник или же найти самую маленькую дырочку в пологе палатки, и коснуться его, Козыревых, глаз, как он тут же пробуждался ото сна. Как бы крепко не пил вчера и во сколько бы ни повалился спать.

Так было и в это утро. Первые робкие лучики солнца заглянули в убогую избушку, где на пропахшем сыростью топчане спал полковник Козырь, и он тут же открыл глаза. Первой мыслью его было - не надо было вчера мешать хорошую казёнку с местным первачом. Но всё же вчера душа просила ещё, а казёнки было до обидного мало. А потому сегодня на утро под черепом полковника Козыря творилось пёс знает что, и чтобы прийти в себя, ему срочно требовалось хорошенько глотнуть крепкого. Для такого случая у него всегда был имелся заветный шкалик с чистой казёнкой, который он вечерами приказывал своему денщику прятать куда подальше, и чтобы сам Козырь обязательно не знал куда именно. Утром же денщик его всякий раз выставлял рядом с постелью Козыря. И ведь всякий раз шельме-денщику удавалось доставать настоящую казёнку, а не местный суррогат или обычный самогон. Ведь только она могла по-настоящему вернуть к жизни полковника Козыря после попоек, которыми неизменно заканчивались все заседание штаба его конно-партизанского полка. Что для армии Сивера было скорее нормой, нежели исключением из правил.

Вот и в это утро полковник не изменил своему обыкновению. Он не глядя, на ощупь нашёл заветный деревянный шкалик, вытащил крепкими, как у лошади, зубами пробку, и тут же хорошо приложился к горлышку. И побежала по жилам кровь быстрее, и грохот марширующих в голове солдат стал тише, и звон чьих-то шпор в ушах успокоился. Жизнь для Козыря возвращалась в привычное русло. Новый день для него означал новую схватку - с народниками ли, с гетманскими прихвостнями или с блицкриговцами - всё равно. Козырь любил драться - и наплевать ему было, с кем именно.

- Спадар полковник, - сунулся в комнатушку, где ворочался на сыром топчане Козырь, его денщик, - спадар полковник, донесение до вас.

- Валяй его сюда, - махнул рукой командир 1-го конно-партизанского полка, а подумав секунду, добавил, - через пять минут.

Как только за денщиком закрылась скрипучая дверь, полковник Козырь быстро поднялся на ноги. Ощупал себя, проверяя, какую амуницию скинул с себя вчера, а что сумел ночью стащить с него денщик. Оказалось, что в этот раз, он расстался только золочёными полковничьими оплечьями и крепящимися к стальному воротнику, на котором был искусно вычеканен гайдамацкий герб - скрещённые сабля и ружьё, и череп над ними. Даже кольчугу в этот раз он с себя не снял, прежде чем на топчан валиться, и она ему за ночь сильно намяла бока. Кольчуга была предметом особой гордости полковника Козыря - он взял её ещё в Первую войну с имперского генерала, и она исправно защищала его от вражьих пуль и сабель всё это время. Мелкого плетения, лёгкая - не тяжелее зимнего свитера из овечьей шерсти, она была настоящим произведением искусства. А что самое лучшее - на ней все годы, что таскал её на себе полковник Козырь, попадая и под ливень, и по снегопад, и по грязи брюхом ползая, не появилось ни единого пятнышка ржавчины.

- Шельма! - возопил полковник. - А вертайся взад! Кто мне помогать будет сброю на себя натягивать!

Он бы и сам легко управился с этим делом - нехитрое ведь, да и Козырь человек привычный к походной жизни. Но раз уж завёл себе денщика, то надо гонять его в хвост и в гриву, чтобы не расслаблялся.