В чужом небе (СИ)

— Господа, прекратите препирательства, — вмешался командир Бельковского полка Борута Боровин. — Вспомните, где мы все находимся, и что могут подумать о нас здешние шпионы? Препираемся, будто бабы базарные. Позорим Чёрного барона, в конце концов, и самих себя.

Что меня удивило в его короткой отповеди, так это то, что он не стал отделять себя от остальных полковников, хотя всю дорогу молчал. И к нему прислушались, что меня удивило ничуть не меньше.

— Глянь на этих ребят, — кивнул мне Гневомир на стоявших на каждом углу солдат в чёрной форме, замерших с автоматами в руках. — Я не сразу понял по их форме, кто они, но теперь узнал. Это гвардейские штурмовики — их всего один батальон на весь Блицкриг. И догадайся сам, кого они охраняют.

— И бронированный лимузин, выходит, тоже его, — понял я. — Интересное же нам предстоит собрание.

Ливрейный слуга остановился перед закрытыми дверьми. Он чинно постучал и тут же толкнул их, впуская нас в большой зал. Нас тут же ослепил яркий свет, ударивший в глаза. Не только мы с Гневомиром, но и все полковники разом инстинктивно схватились за кобуры. Ведь свет в глаза — это опасность. За ним очень часто следуют винтовочные пули, а то и пулемётные очереди. Когда видишь такой бьющий по глазам свет — надо сразу падать и выхватывать оружие. Вот только в этот раз нам всем удалось совладать с предательскими рефлексами. Мы выпрямились, обменявшись виноватыми улыбками, убрали ладони с кобур. И вслед за Чёрным бароном и генералом Невером вошли в просторный, ярко освещённый зал.

Встречал нас цвет блицкриговского офицерства, иначе не скажешь. Я без труда узнал фельдмаршала Фредефрода и похожего на него, будто брат-близнец, адмирала Тонгаста. Нет, конечно, спутать их друг с другом было невозможно, однако обоих роднило невероятное высокомерие, сквозившее буквально во всём — от посадки головы до монокля в глазу. Даже Чёрный барон на их фоне мог бы показаться не столь уж заносчивым типом. Правда, он тут же исправил положение, выпятив грудь и положив правую руку на рукоять талышского длинного кинжала. Теперь он выглядел так, будто собирался фотографам позировать. Были тут и офицеры рангом пониже — несколько генералов и выглядевший опасным, будто хищник, полковник в чёрном мундире гвардейских штурмовиков. Взгляд его постоянно блуждал по залу, словно он искал потенциальных врагов, и сразу становилось ясно — найди он таковых, им не поздоровится. Полковник прикончит их в то же мгновение, вряд ли ему для этого понадобиться больше времени.

— Добро пожаловать, — тоном радушного хозяина приветствовал нас Фредефрод. — Вы прибыли, а значит, мы можем начинать то, ради чего, собственно говоря, мы все тут собрались.

Он кивнул слуге, одетому в роскошную ливрею, вполне подошедшую бы и для королевского двора, и тот трижды ударил об пол длинным жезлом, украшенным орлом и лавровым венком Блицкрига. Отворились противоположные двери, и в зал вошли несколько человек. Все они были одеты в мундиры — трое в дореволюционные урдские, а один в парадный блицкриговский. На плечах последнего лежали серебряные витые погоны, какие мог носить во всём Блицкриге лишь один человек — его правитель, генерал-кайзер. И это был он собственной персоной. Я внимательно разглядывал его, хотя он и не был самой выдающейся фигурой среди вошедших. Ведь всего несколько недель тому назад о нём рассказывал нам полковник Криг, оказавшийся бывшим соратником генерал-кайзера в борьбе за независимость от Империи. Выглядел генерал-кайзер настоящим аристократом, потомком древнего и знатного рода Империи — это становилось ясно с первого взгляда. Тоже высокомерие, что и у Фредефрода с Тонгастом, только монокля не хватает. Прямая спина, как будто никогда не гнушаясь, высоко задранный подбородок, украшенный бородкой клинышком, воинственно торчащие усы, которые язык ни в коем случае не повернулся бы назвать тараканьими. Он шагал удивительно энергично, словно в каждом суставе у него было по мощной пружине.

Рядом с ним шёл, стараясь угнаться, человек ничуть ни более скромной внешности, одетый в форму полковника Первого гвардейского полка, с золотыми погонами на плечах, украшенных затейливым вензелем. Лицо у него было чисто выбрито, а небольшие усы почти незаметны. Черты лица были твёрдыми, волевыми, а глаза смотрели на всех так, будто их обладатель спрашивал у каждого: чего ж тебе надо, человече? Я отлично знал его по многочисленным фото- и обычным портретам царской фамилии — это был брат царя собственной персоной. Тот, в чью пользу царь отрёкся. Тот, кто в отличие от брата и большей части семьи, сумел пересечь границу и сформировать в столице Блицкрига так называемое правительство Урда в изгнании.