В дальних водах и странах. т. 2

В парадной приемной комнате непременно есть особое "почетное место", соответствующее по своему значению "красному углу" в наших крестьянских избах. Оно всегда помещается посредине одной из капитальных (неподвижных) стен и состоит из досчатого плато, вроде ступеньки, аршина в полтора длиной и около аршина в ширину, приподнятой от пола вершка на четыре и отгороженной с обоих своих боков тесовыми, такой же ширины, переборками, доходящими до потолка. В глубине этого плато стоит маленький столик на очень низеньких ножках и на нем другой, подобный же, только еще меньше, а на этом последнем обыкновенно ставится бронзовая или фарфоровая ваза цилиндрической или флаконной формы с букетом живых цветов вроде ириса, лотоса и лилий, а раннею весной — просто с ветвью цветущей сливы, либо какого другого фруктового дерева из тех, что покрываются цветами ранее облиствления: ставят также и ветви цветущих камелий, азалий и тому подобное. На стене, над этой вазой, обыкновенно висит акварельная картина, нарисованная на продлинноватой полосе шелковой материи, наклеенной на плотную бумагу и отороченной парчевым бордюром. Сига-сан объяснил нам, что в каждом зажиточном доме всегда есть целая коллекция подобных картин религиозного, исторического, бытового и пейзажного содержания, равно и картин, изображающих предметы растительного и животного царства, иные из них принадлежат кисти знаменитых японских художников и ценятся очень дорого, но они никогда не вывешиваются все разом, а лишь по одной и именно на стене почетного места, зато переменяются довольно часто, — по крайней мере, раз в неделю, и чем чаще их меняют, тем считается лучше, так как этим удовлетворяется и чувство изящного, и тщеславие зажиточного хозяина. Остальные же картины домашней коллекции хранятся свертками в особых ящиках и темных сухих кладовых, где солнечный свет не влиял бы на яркость и свежесть их красок. Поэтому каждая такая картина не вставляется в раму, а укрепляется, как свиток, на двух деревянных лакированных вальках, украшенных металлическими набалдашниками и снабженных завязками. На почетном месте в некоторых торжественных случаях устанавливается и домашний алтарь, в силу чего оно считается, в некотором роде, священным, и хозяева дома всегда сажают под него своего гостя, если желают оказать ему особенный почет: но садится гость отнюдь не на ступеньку, а перед нею, потому что иначе он выказал бы верх невежества и непочтительности к хозяевам.

В одной из задних, уединенных комнаток дома непременно помешается домашний алтарь, в виде металлического круглого зеркала (кангами). если семья исповедует древнеяпонский (государственный) культ Синто, или же в виде лакированного снаружи и позолоченного внутри шкафчика, где среди обстановки, чрезвычайно напоминающей устройство католического алтаря в миниатюре, помещается резное из дерева изображение Будды, сидящего на лотосе и благославляющего мир. Под ним, ступенью ниже, "семь гениев домашнего счастия", из числа коих наибольшим почетом пользуется Бентен, олицетворяющая собою идеал женщины, семьи, гармонии и моря, как элемента, доставляющего островной Японии главнейшие продукты ее питания. Наравне с Бентен такое же уважение оказывается и Шиу-Ро. Это гений долгоденствия, с огромным лысым лбом, выраставшим у него по мере того, как он жил на земле в течение бесчисленного количества лет, предаваясь наблюдениям, соображением и размышлениям над явлениями жизни физической и духовной. Его атрибуты — журавль и черепаха, составляющие эмблему долговечности: поэтому при каждом домашнем алтаре непременно есть бронзовый шандал в виде журавля, стоящего на черепахе. Третий гений — рыбак Иебис, брат солнца, заботящийся о хлебе и вообще насущном питании счастливой Японии, изображаемый всегда с улыбкой довольства на устах и с удочкой в руке. Эти три гения, наверное, есть в каждом доме, а если в семье имеются дети, то к ним прибавляется гений талантов, старец Тосси-Току, покровитель детского возраста, изобретатель разных детских игр и работ из бумаги. Затем остальные три гения носят уже некоторый сословный характер. Так, поэты, писатели, самюре[5], военные люди и гражданские чиновники чтут Бизжамона, бога славы; поселяне — Готея, олицетворяющего внутреннее довольство среди бедности и лишений, а купцы — толстоухого тучного карлика Дайкока, бога богатств материальных, который, впрочем, и помимо купцов пользуется почетом со стороны всех, к нему стремящихся, без различия сословий. Перед ликом Будды всегда теплятся две лампадки, а во время семейных молений зажигаются еще и восковые свечи.