Я вышел из этой переделки в таком жалком виде, что всякий оборванный ирландец по сравнению со мною показался бы прилично одетым джентльменом: моя рубашка и панталоны изодрались в мелкие полоски, и со всех сторон из них висели пряди растрепанных ниток и вырванные клочья. Люди смеялись и говорили, что мы, ни дать ни взять, как крысы, протащенные через зубчатую западню. Это сравнение было необыкновенно удачно, но некогда было болтать, и потому, наскоро съев по паре печеных бананов, мы пошли дальше и к трем часам пополудни были всего за полчаса ходу от реки Ихури.
На другой день выступили до свету и направились по тропинке, протоптанной слонами, параллельно течению Ихури, которая в это время по всей длине своей представляла ряд бушующих каскадов, от которых стон стоял в лесу. Пришлось перейти вброд через несколько глубоких притоков, но мы за этим не останавливались и продолжали идти довольно скоро, благодаря широким слоновым тропам, так что к обычному часу остановки сделали в тот день 15 км.
На этих днях умерли тринадцать занзибарцев из несчастного ямбуйского гарнизона, один солдат Эмина-паши и уж не знаю сколько мади и маньемов.
Вечером 6 ноября, после перехода в 13 км, со всей остротой стал вопрос о том, что необходимо как можно скорее достать продовольствие, иначе мы рисковали поморить слишком много народу. Голодовка всегда тяжело отзывается на людях, но когда с пустыми желудками приходится нести тяжелую поклажу да еще совершать длинные переходы, то малейшее промедление в доставке съестных припасов порождает болезни и угрожает серьезною убылью в людях. Отряд, пришедший с Ньянцы, был запаслив и осторожен, там люди исподволь старались экономить свои порции, доставая в лесу кое-какое подспорье из грибов и ягод, но хилые люди арьергарда, расстроенные ядом маниока, а также мади и маньемы не обращали никакого внимания на наши советы, и даже собственный опыт не пронимал их.
Один юноша, по имени Амани, имел такой отощалый вид, что я просил его сказать мне совершенно откровенно, чем он питался в последние два дня.
– Скажу, – отвечал он, – в нашем отделении было еще очень довольно банановой муки, но Сулимани, которому поручено было ее нести, свалил свою ношу у дороги, а сам пошел по грибы. Когда он вернулся, мешка уже не было. Он говорит, что украли маньемы. Поэтому когда мы вчера пришли в лагерь, то пошли за грибами, из которых сварили ужин. А сегодня еще не ели и вечером опять пойдем по грибы.
– А завтра что же будете есть?
– Завтрашний день в Божьих руках. Буду надеяться, что Бог пошлет что-нибудь.
Этот мальчик (ему было только девятнадцать лет) тащил все время 24 кг патронов и завтра опять потащит, и послезавтра, до тех пор, пока вдруг не свалится среди дороги, ляжет во весь рост, закатит глаза и останется тут гнить и тлеть под сводом дремучего леса. Из ничего и не выжмешь ничего для пропитания голодных людей. А у меня с собою было их более четырехсот человек.
Пришли в старое становище маньемов, и Уледи признал его за то самое место, на запад от Ихури, где он останавливался с партией фуражиров, пока они в ноябре 1887 г. жили в Ипото в ожидании Нельсона и Джефсона, а колонна авангарда в то время шла к Ибуири.
7-го дневали с целью послать Уледи с отрядом разыскать расчистку Андэри в 10 км к северо-западу от лагеря. Но больше ста человек оказались настолько изнуренными, что не могли пойти на фуражировку; тогда я велел каждому из кашеваров принести свой котел и всыпал в них по три пригоршни муки, чтобы они заварили себе жиденькую кашу и набрались хоть сколько-нибудь сил для того, чтобы дойти до плантации.
8-го около двухсот человек, безмолвно сидя в лагере, ждали возвращения фуражиров. К вечеру, видя, что пост слишком долго для них продолжается, и боясь, что они его не выдержат, я велел раздать еще банановой муки.
9-го фуражиры не пришли. В лагере двое умерло. Один из пришедших за своей порцией муки упал в судорогах от действия съеденного им ядовитого гриба. Все едва стояли на ногах, ослабели, осунулись, грудные кости страшно выдавались вперед. Если понадобится ждать еще три дня, ни один из нас не останется в живых; но мы все еще надеялись, что вот-вот услышим шорох идущего каравана.
На утро 10 ноября, тревожась за европейские консервы, которые мы приберегали для офицеров форта Бодо, я велел принести их для осмотра и к своему отчаянию убедился, что недоставало пятидесяти семи жестянок с мясом, чаем, кофе, сгущенным молоком, – все съели маньемы. Если бы можно было одним взглядом испепелить их, они бы должны были тотчас распасться в прах. «Ай-ай, куда же могли деваться твои жестянки?» – говорил их старшина Сади. Да теперь уже об этом нечего спрашивать. Однако все ящики с провизией мы у них отобрали и роздали им вместо этого ящики с боевыми припасами образцов Винчестера и Максима.